ГАЗЕТА "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО"

АНТОЛОГИЯ ЖИВОГО СЛОВА

ГЛАВНАЯ ВЕСЬ АРХИВ АНТОЛОГИИ ЖИВОГО СЛОВА АВТОРЫ № 10 (88) 2006 г. ПУЛЬС ГИПОТЕЗЫ ОБЩЕСТВО TV ЛИЦА ИСТОЧНИКИ ИСТОРИЯ ПАРАДОКСЫ СЛОВО ВЕРНИСАЖИ
Информпространство


Copyright © 2006
Ежемесячник "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" - Корпоративный член Евразийской Академии Телевидения и Радио (ЕАТР)

 

Беседу вел Сергей Фомин

 

Леонид Млечин

МИФЫ – ДВИГАТЕЛЬ ИСТОРИИ

 

 Леонид Михайлович Млечин – автор и ведущий программы «Особая папка» на ТВЦ. Примерно лет шесть назад эта программа была единственной отечественной передачей в жанре исторического расследования. И, можно сказать, была тем ручейком, из которого и вышел бурный поток исторических расследований, бушующий теперь на большинстве каналов.

 

- Интересно: как происходил выбор тем на протяжении времени? Ведь в этой передаче были и собственно исторические расследования, и программы о современном отечественном ВПК, и многое другое

 

- «Особая папка» существует с 1998 года. Эта передача стала основным предметом моего профессионального интереса в течение долгого времени. Были ведь и другие исторические программы, и очень популярные, но одноразовые. А к этой тематике можно обращаться постоянно, и она будет пользоваться всё тем же успехом. Почему сейчас возникло много исторических программ? Я думаю, ответ прост: масса людей хлынула из текущей политической журналистики туда, где еще есть свобода творческого выбора и творческого поиска. Что касается меня, то я с детства безумно увлекался историей, прежде всего историей военной. Мой дедушка – участник Гражданской войны, член партии с 1920 года, вступивший в нее на Южном фронте. Как же ему было интересно обо всем этом рассказывать! Кроме того, я вырос в среде, живо интересовавшейся текущей политической обстановкой.

Когда-то я мечтал стать военным, в детские годы выписывал «Военно-исторический журнал» Министерства обороны. А в шестом и седьмом классе прочитал двухтомный дневник генерала Гальдера, начальника штаба сухопутных войск вермахта. Интересовался, естественно, и нашей политической историей: «Вопросы ленинизма» товарища Сталина я тоже читал, но гораздо раньше. Этот жадный интерес преследует меня по сей день: выписываю все исторические журналы, выходящие в нашей стране, скупаю историческую литературу, мемуары. И - езжу по архивам, встречаюсь с историками, встречаюсь с участниками тех или иных событий. Это мне безумно интересно. Я постоянно ищу и удивительным образом нахожу ответы на вопросы, связанные с нашей политической историей, которые меня всегда волновали, потому что это вопросы истории страны, в которой я живу.

И, наконец, настал момент, когда я смог за казенный счет удовлетворить свой интерес к истории. Потому-то в программе «Особая папка» и присутствует некоторая хаотичность. Мне ведь интересна масса разных вещей одновременно. И, пользуясь тем, что они интересны не только мне, я делаю то одно, то другое. Всё зависит от того, что сейчас привлекает большее внимание, что хочется узнать и что можно узнать. Появляются новые рассекреченные документы, они дают возможность взглянуть на определенные события совершенно по-новому. Обычно историки идут к журналистике. Я же иду к истории как литератор. Поэтому я так безумно углубляюсь в тему. Чтобы сделать одну передачу, я прорабатываю такое огромное количество материала, что могу написать книгу. Для работы над телепередачей требуется множество деталей. Точность всегда в деталях. Я бесконечно бьюсь за точность, которая полностью, конечно же, недостижима. Проверки, перепроверки. А иногда просто нужны деньги: некоторые сведения можно получить только за плату.

 

- При современном обилии литературы на эту тему легко попасть впросак, поддавшись на одну из мистификаций, вроде дневников шефа гестапо Мюллера, вышедших в солидном, казалось бы, издательстве

 

- Тот, кто ведет историческую программу, должен обладать базовыми познаниями, очень трезвым взглядом и, конечно, историзмом. То есть он должен понимать, что есть фальшивка. Что все надо перепроверять, что одно доказательство не является доказательством. Лишь сопоставленное все вместе – документ, показания очевидцев и работа историка – может давать ответ на вопрос. Вся история состоит из мифов. Иногда они обогащаются, вместо того чтобы развеиваться. Как ученый, который отличает науку от лженауки, так же и человек, работающий в этом жанре, конечно, должен отличать миф от истории. Это свидетельство профессиональной квалификации.

 

- Вы привлекаете консультантов?

 

Профессиональных консультантов у нас нет. В процессе работы над передачей я бесконечно обращаюсь к работам историков, встречаюсь с ними лично. Одного специалиста мне недостаточно. И при этом мы тоже совершаем ошибки - кто-то звонит и говорит: у вас вот там была неточность. Обычно это относится к видеоряду. Но эта беда связана с недостатком хроники. В текстах, кроме каких-то исключительных тонкостей, у нас все пока благополучно.

 

- Но, говорят, что хроникальных материалов немеряно, просто режиссеры ленятся их искать.

 

- Запас хроники, относящийся к главным событиям, например, съемки Сталина, исчерпан. Что-то очень забавное можно еще наскрести, связанное с событиями «боковыми», которые не заменяют главного.

 

- Поэтому вам приходится прибегать к инсценировкам и даже самому надевать форму старшего майора госбезопасности.

 

- Я вижу тут два положительных момента. Во-первых, это действительно компенсирует бедность хроники. Мы это попробовали в связи со скромными технико-финансовыми возможностями. Конечно, вымысел не должен переходить какие-то границы, чтобы не разрушить правдивость конструкции. Но, думаю, это правильное направление, оно даст возможность расширить изобразительную палитру. И второе – это позволяет чуть-чуть обогатить рассказ за счет того, что внутри какого-то сюжета может быть взята личная судьба. Поскольку это телевидение, то надо делать все максимально интересным и завлекательным. Но эти модернизации требуют очень больших усилий, это очень тяжелая работа., и мы еще в начале пути.

 

- Представляется, что сначала в основе отбора тем для «Особой папки» было желание рассказать ту или иную, в разной степени занимательную историю. Но сейчас многие отмечают, что из-за угасания актуальной политической аналитики в исторических сюжетах начинают находить аналогии с современностью, как это бывало в приснопамятные времена.

 

- Это получается автоматически. Рассказываешь о прежней тирании и прежнем лизоблюдстве. Но это же вечные пороки авторитарных режимов.

 

- А рассказы о наших современниках вроде Кондолизы Райс, они, простите, «рекомендованы» текущей политической ситуацией?

 

- В передаче о Кондолизе Райс - тоже исторические корни. В этой передаче было многотемье: Райс и история американской политики, Мадлен Олбрайт, дочь беженцев из Чехословакии, Райс и Буш в противостоянии радикальному исламу. И - история исламизации черного населения Америки. То есть открывается определенная «корневая система». Моя задача показать: сегодняшний день объясняется вчерашним. Это в общем тоже историческая программа, только с сильным сегодняшним элементом. Нам было интересно, как эту женщину воспринимают во всем мире, каковы ее отношения с президентом, что президент думает на самом деле. Начинаешь задавать вопросы, и, когда нарисуешь эту картину, ситуация становится понятной.

 

- Некоторые критики называют тот стандарт, который сейчас преобладает в раскрытии исторической тематики, «поп-документалистикой».

 

- Есть, конечно, внутреннее противоречие между желанием максимально точно и глубоко показать события и необходимостью придать им максимально популярную форму. И ты все время чем-то немножко жертвуешь. Либо ты идешь на «большой глубине», либо на обращении к широкому зрителю. В разной ситуации идешь на компромисс в ту или иную сторону. Важно, чтобы компромисс был допустимым: ты можешь что-то выпустить и что-то упростить, но не можешь ничего исказить. Конечно, стараешься строить рассказ по принципу детектива: вот завязка, вот развитие, вот неожиданная развязка. Зрителю должно быть интересно, но при этом ты не должен исказить историческую суть, взаимосвязь явлений: всё было именно так и именно потому.

 

- Потому что история не терпит сослагательного наклонения?

 

- Сослагательное наклонение я как раз очень люблю. Это дает возможность понять, что было бы, если бы все повернулось вот так или вот так. Есть же свобода выбора, но надо говорить честно: вот это - факт, это документ, а это – предположение.

 

- Как произошла Ваша первая встреча с телевидением? Позвонили и пригласили?

 

- Первый раз меня пригласили во «Взгляд», и Владислав Листьев, которого я тогда первый раз в жизни увидел, брал у меня интервью по поводу моих детективных романов. Ведь я по главной своей литературной специальности – писатель-детективщик. Это был прямой эфир на Сибирь и Дальний Восток, а в Москве пошла запись, потому что там вырезали какой-то абзац про милицию. Я вырос без телевизора, и я был потрясен той популярностью, которая сопровождала это мое выступление. Мне стали звонить даже люди, с которыми я не виделся лет десять.

А потом в 1994 году осенью на РТР стали делать большой «Чрезвычайный канал» и искать журналиста-международника, Я в то время был заместителем главного редактора «Известий», занимался международной тематикой. Тогда на РТР и стала выходить программа «Де-факто». А в 1997 году я перешел на ТВЦ уже с большой международной программой, и это была единственная большая международная программа на отечественном телевидении. А потом мы ушли в историческую тему, что мне больше хотелось, и стали делать «Особую папку». Эту идею в компании поддержали.

 

- Сейчас заметна тенденция к тематической специализации. Появились: «Культура», «Спорт», «Домашний», «Звезда».

 

- А музыкальная классика? А исторический? А путешествия? А кино? А новости?

 

- Но не есть ли форма канала, на котором было бы все - и новости, и кино, и спорт, - моделью уже угасающей? В чем задача такого канала? Представлять национальный менталитет?

 

- Нужны крупные каналы. Они могут себе позволить – в отличие от небольшого специализированного канала - серьезные затратные мероприятия. Мощные информационные, информационно-аналитические программы могут быть только у федерального канала, который все смотрят и который поэтому много зарабатывает на рекламе. Новости, для которых отправлялись бы десятки корреспондентов на события. Ток-шоу – так с участием министров. Но это может быть только на частном канале.

 

- А чем же ограничено государственное телевидение?

 

- Государственное телевидение - это телевидение, обслуживающее государственный аппарат, государственный аппарат огромен, у него множество интересов. У частного же владельца очень узкие интересы, и он мне как зрителю не мешает. Да, я знаю, что если канал N принадлежит «Лукойлу», то о «Лукойле», я узнаю больше, включив другой канал. А если телевидение принадлежит государственному аппарату, то в нем все, что входит в сферу интересов влиятельных чиновников, для меня закрыто или искажено. Если у нас пять частных каналов, то «перекрестное просматривание» даст достаточно полную информационную картину. А, если у нас пять государственных, то «перекрестное просматривание» ничего не даст. Кроме того, частный владелец, получающий прибыль, заинтересован в том, чтобы его канал был процветающим и высокопрофессиональным. У нас ведь есть опыт: лучшим профессиональным каналом был НТВ при Гусинском. Канал REN-TV показал прекрасные возможности.

 

- У нас в стране так много чиновников, что в совокупности они представляют значительную часть аудитории.

 

- И каждый из них пытается как-то повлиять. А я как зритель хочу знать о них всю правду. И это будет их как-то сдерживать. Закон 122 не был бы так легко принят в стране со свободным телевидением. Создателей этого закона там бы трясло, они бы его дорабатывали и перерабатывали. Власть не хочет, чтобы ее анализировали: какой чиновник захочет, чтобы у него находили ошибки и глупости да еще и высмеивали бы. И это запретили, нанеся большой ущерб обществу, потому что у общества и власти возникло отчуждение. Более или менее свободное телевидение создавало бы между ними какую-то взаимосвязь. Журналисту, между прочим, свобода слова не нужна, журналисты прекрасно жили и при советской власти, лучше, чем сейчас, в определенном смысле. И без свободы слова они обойдутся. А общество не обойдется, и страна не обойдется.