ГАЗЕТА "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО"

АНТОЛОГИЯ ЖИВОГО СЛОВА

Информпространство

Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО"

Copyright © 2011

 

Слева направо: р. Ицхак Коган, р. Авром Аба,
Александр Шейнин

Ицхак Коган



Большое сердце

Фрагмент из книги «…Горит и не сгорает»

VII Любавичский Ребе во время аудиенции в 1986 году сказал раввину Ицхаку Когану, что ему обязательно нужно написать книгу о том, как складывалась еврейская жизнь в СССР. И вот, наконец, книга «…Горит и не сгорает» обрела свою жизнь. Это – наполненная событиями и лицами мемуарная повесть, главный герой которой бескомпромиссно с юного возраста пронес свои идеалы через беспросветную, казалось, тьму десятилетий. И все-таки не только в бескомпромиссности – главная сила человека в этой книге. Ицхак Коган еще в юности подошел к самому существу именно еврейской жизни. Тогда, когда большинство из нас в этом смысле находилось в зоне «временной (но такой затяжной) недоступности». Давно Ицхак Коган разглядел во мраке подлинный мерцающий свет, который всегда остается вместе с ним. Когда-нибудь такой свет ослепит и навечно улучшит наш мир. И тьмы не будет уже никогда и нигде. В этом и есть неодолимая еврейская Традиция. Особенная память, дарованная нашему Народу.

От редактора

Надо рассказать о ребятах, которые стали опорой движения отказников.

С Аликом, Александром Шейниным, мы познакомились в 1977 году при необычных обстоятельствах. Однажды он пришел в ленинградскую синагогу и, почему-то обратившись именно ко мне, сказал, что хочет учить Тору. В синагогу тогда приходили считанные люди, едва собирали миньян – молодых вообще не было. Я ответил: «Пожалуйста, приходите, я провожу занятия у себя дома». В других местах давать уроки я опасался – неизвестно, кто и что там записывает, подслушивает, в чем потом тебя обвинят. Но выясняется, что он хочет учиться не один, у него собирается группа евреев, готовая следовать его примеру. Он пригласил меня к себе. Мне это предложение легло на душу. «Ладно, – думаю, – будь, что будет».

Из предосторожности я оставил машину за несколько кварталов, дальше пошел пешком. Вижу, в квартире, кроме хозяина, сидят несколько человек. Замечаю на стене некоторые атрибуты христианской религии. Говорю: «Извините, но для двоих тут места нет». И встал, чтобы уйти. Алик просит меня подождать, снимает со стены иконы и выносит из комнаты.

Мы начали занятия. Едва ли не после первой встречи он подошел посоветоваться. «Я понимаю, что неправильно вел себя в жизни, – сказал он. – Не там искал ответы на вопросы. Как я могу это исправить?»

«Ты же доктор, врач-педиатр, а у нас нет моэлей, – ответил я, – ты мог бы делать обрезания. (В ту пору в Ленинграде вообще не было таких специалистов; из Москвы периодически приезжал реб Мотл). Если бы ты научился этому, было бы здорово. Но я должен тебя сразу предупредить, что врач, который делает незаконную операцию, может получить от пяти до восьми лет тюрьмы. Ты должен это знать. А дальше решай сам».

Он стал учиться на моэля. Ездил в Москву к реб Мотлу. Ему давал уроки специально приезжавший из Англии доктор Фишер – они отрабатывали операцию на куклах. Так у нас появился моэль. Причем, не только в Ленинграде. Он ездил по России. Интеллигентный молодой человек, врач, – ему родители не боялись доверить ребенка. А сколько же историй и книг было тогда написано о вреде обрезания! Такое писали и евреи, часто по принуждению. Я знал одного еврея, врача-венеролога, которого заставили написать такую книгу.

Шейнина вызвала заведующая поликлиникой: «Александр Борисович, нам сказали, что вы делаете подпольные обрезания, что является незаконной операцией. Вы же знаете, что вам за это грозит. Почему вы это делаете?»

Его ответ поразил меня.

«Я считаю, что пусть это лучше делает врач, чем дилетант без медицинского образования. Так безопаснее для ребенка».

Ей нечего было ответить. Но его, конечно, все равно уволили с работы. Правда, ему удалось устроиться в другую поликлинику.

Алик Шейнин – человек редкой стойкости и огромного еврейского сердца. Его первый контакт с еврейским традиционным миром произошел странным образом. Однажды он увидел компьютерное изображение Ковненского Гаона Ицхака Эльхонона Спектора. У него возник особый духовный контакт с этим человеком, и он часто посещал Ковно, который к тому времени назывался Каунас.

В Каунасе была синагога, раввина в ней не было, но был габе, глава общины, который вел все административные дела, – человек, многое испытавший в своей жизни и впоследствии оказавший поддержку Шейнину. Он рассказал Алику, что кладбище, где захоронен Ковненский Гаон, собираются сносить и строить спортивную арену. Местные власти предложили всем, кто хочет, перенести могилы своих близких.

Важно отметить, что дедушка Алика Шейнина был учеником этого Гаона и провожал его в последний путь. А на долю самого Алика выпало перезахоронение останков.

Мы в Ленинграде сделали справку, что Алик является потомком Ицхака Эльхонона Спектора и хочет произвести перезахоронение. Когда он пришел оформлять документы и сказал, что ковненский раввин – его предок, от Шейнина потребовали справку от врача об отсутствии каких-либо инфекций. Алик подумал, что он и сам может написать справку, поскольку он сам врач, и у него была соответствующая печать. Он так и сделал. Ему сказали, что это то, что нужно, и дали разрешение. Когда Алик вместе с товарищами пришел на кладбище, директор почувствовал, что тут что-то неладно. Но Шейнин дал ему денег, и все вопросы отпали.

Оказалось, что перезахоронение по еврейским законам – дело достаточно сложное. В помощь Шейнину из Ленинграда выехали несколько человек, с ним был Мордхе Романов, который мог прочитать все необходимые молитвы. К ним присоединились ребята из Вильнюса. Нужен был миньян, чтобы сказать Кадиш. Важное требование – необходимо собрать все останки, а там в одном склепе был похоронен не только он, но и его сын. Пришлось разбирать останки двух человек. Но поскольку Алик – врач, он сумел это сделать, как полагается. Дальше в ящик, два метра в длину на метр в ширину и метр в глубину, нужно погрузить кости вместе с грунтом. Потом перетащить гроб на другой участок – а это больше километра, – туда, где было выделено место для нового захоронения. Пошел сильный дождь, все промокли, обессилели, еле дотащили гроб… Но опустить в могилу тяжелейший ящик уже не было сил. Они пытались приподнять его, но не смогли, хотя их было десять человек. Они стояли в растерянности, не зная, что делать. Стояли десять евреев около останков гаона Эльхонона Спектора… И в это время прошел отряд солдат стройбата. Прошел мимо них. Не говоря ни слова, солдаты подняли ящик и опустили его в могилу. Продолжили следовать своей дорогой, так и не сказав ни слова.

Что это, как не помощь Сверху, которую мы наблюдаем в экстремальных случаях, – на самом деле это и есть Б-жественное откровение. Когда мы предпринимаем огромные усилия, приходит помощь от Него. Только своими силами мы ничего не смогли бы сдвинуть, особенно на Советском пространстве. Была невидимая помощь Сверху, которая помогала нам прокладывать путь. Часто приходилось преодолевать нечеловеческие нагрузки. И сегодня, вглядываясь в результат, можно сделать вывод, что В-вышний был рядом с нами и помогал нам во всем.

Когда Алик начал постигать еврейский закон, он жил с русской женщиной. Он ее оставил. Проходит несколько лет, парню уже под тридцать, но он все не женится. При этом ведет активную еврейскую жизнь: устраивает дома Субботы, приглашает людей на занятия. Как-то я завел с ним разговор о женитьбе. Говорит: «Религиозной девушки, которая понравилась бы мне, я пока не встретил, а, женившись на нерелигиозной, – как поставлю с ней еврейский дом?».

Но однажды он приходит к нам на Субботу с симпатичной еврейской девушкой.

«Ну что, Алик, это уже конец твоих исканий?» — спрашиваю я у него.

«Скажу честно, Марина мне очень нравится, но она далека от настоящей еврейской жизни. Я привел ее к вам, чтобы она посмотрела, как живет еврейская семья. Я не знаю, что делать…»

«А ты объясни ей, скажи, что хочешь жениться, хочешь еврейский дом, такой же, как тот, куда ты ее привел…»

Он объяснил. И они решили пожениться.

Алик Шейнин – человек строгий в исполнении закона, он послал свою невесту к Софе, чтобы моя жена научила ее всему, что должна знать и уметь еврейская женщина. Однажды Марина поделилась с ней, что любит Алика и готова сделать все так, как он хочет, хоть сама пока далека от еврейской жизни.

Через некоторое время они пошли в ЗАГС зарегистрироваться. Он ждал ее у входа. Она переходила дорогу. И прямо на его глазах ее сбивает машина. Марину отправляют в больницу. Из больницы Алик прибегает к нам и рассказывает, что у нее все переломано, что она без сознания и врачи говорят о самой печальной перспективе на будущее. Что делать?

Я говорю: «Алик, ты же доктор, кто же лучше тебя может знать, что надо делать? У нас путь один. Связаться с Ребе и попросить благословение Марине бас Пурия». (Маму ее звали Пурия, что в переводе звучит красиво — жребий В-вышнего.)

День за днем он сидел в больнице. Через два дня Марина пришла в сознание, и первое, что она попросила — кошерную еду и молитвенник. Дело было накануне Пейсаха, и Алик должен был уезжать делать обрезание. Он попросил Софу позаботиться о том, чтобы у Марины была кошерная пища. Пока он находился в разъездах, Софа ухаживала за ней, и она ела только то, что приносила Софа. Хотя ее мама тоже, конечно, навещала дочь.

Врачи говорили, что лучший прогноз для девушки — года через два встать на костыли, а вопрос о том, будет ли она мамой, даже не стоит. Алик знал об этом. Несчастье с Мариной случилось накануне Пейсаха в месяц Нисан. В 1985 году, почти через пять месяцев, вскоре после Теша бэ Ав (9 Ава) у них была хупа. Она уже немножко танцевала в тот вечер. Все спрашивали: «Как ты себя чувствуешь»? Марина отвечала, что у нее одна проблема: она все еще не может догнать автобус.

Сегодня Алик и Марина живут в Израиле, у них восемь детей.