ГАЗЕТА "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО"

АНТОЛОГИЯ ЖИВОГО СЛОВА

Информпространство

Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО"

Copyright © 2012

 


Алекс Векслер



Встречи с Бегином

Мои посещения канцелярии Менахема Бегина вместе с Абрашей Штукаревичем и Ехезкелем Пулеревичем продолжались несколько лет – с конца 1977 года и до лета 1983 года, за вычетом срока пребывания моей семьи в командировке в Вене – с апреля 1979 до августа 1981 года.

15 сентября 1983 года Менахем Бегин произносит свою знаменитую, вошедшую в новейшую историю Израиля фразу: «Эйнени ехоль од» («Я больше не могу»)… И тому было несколько причин. Приведу только самые главные. Бегин стал главой правительства летом 1977 года, и уже тогда он говорил близким и друзьям, что в день своего семидесятилетия (летом 1983) уйдет из политической жизни. Первая ливанская война (операция «Мир Галилее»), начавшаяся 5 июня 1982 года, привела к резким разногласиям в израильском обществе, вылившимся в постоянные многомесячные демонстрации и пикеты левых активистов движения «Шалом ахшав» («Мир сейчас») напротив дома премьера с ежедневно меняющимися плакатами с цифрами наших возрастающих потерь. Великий демократ Бегин не давал разрешения полиции на запрет этих демонстраций и пикетов под окнами его дома. Вся его жизнь, в том числе в субботние дни или в праздники, теперь проходила на фоне этих акций. Тем не менее, Бегин почти всегда здоровался с пикетчиками, садясь в машину или выходя из нее, приветствовал их рукой или приподнимал шляпу (по времени года). Немалую роль в принятии им окончательного решения уйти в отставку сыграла и смерть любимой жены Ализы в ноябре 1982 года.

5,16 и 17 сентября 1983 года многие тысячи простых граждан страны, и я с несколькими товарищами из Иерусалима, стояли в плотном кольце вокруг резиденции главы правительства на улице Смелянский. Мы требовали, мы просили Бегина отказаться от ухода в отставку. Демонстранты не расходились и в ночные часы, наоборот, поздно вечером прибывали тысячи людей из других городов страны. Но Бегин был непреклонен и тверд в своем решении завершить политическую карьеру. Мне порой приходят в голову неожиданные мысли и еще более неожиданные сравнения. Какими разными и не похожими друг на друга были Давид Бен-Гурион – первый премьер-министр Израиля и Менахем Бегин – шестой глава правительства, но какими похожими, почти одинаковыми, были последние годы их жизни после ухода в отставку. Оставленный и забытый своими учениками Бен-Гурион поселился, а точнее, закрылся в своей Црифе – почти сарае (сегодня музей) в кибуце Сде-Бокер в Негеве. Далекий от религии и почти от всех еврейских традиций, революционер-социалист, провозгласивший создание Государства Израиль, он завещал похоронить себя там же – в кибуце в Негеве рядом с женой Полей (Полиной), а не в Иерусалиме на горе Герцля. Очень мало кто видел Менахема Бегина в последние 9 лет его жизни – с1983 по 1992 год. Самый еврейский глава израильского правительства, человек, близкий к религии и Традиции своего народа, скрылся за дверьми специально снятой для него квартиры (обратите внимание – снятой, а не купленной) неподалеку от квартиры его сына Беньямина Зеэва Бегина в Иерусалиме, и его больше почти никто не видел. У шестого главы правительства Государства Израиль Менахема Бегина до последнего дня жизни никогда не было собственной квартиры, собственного автомобиля и даже водительских прав. А ведь он, Бегин, в отличие от Давида Бен-Гуриона – главы Социалистической рабочей партии Мапай, был ревизионистом, противником социализма и главой движения Ликуд – партии либерально-буржуазного и национального толка.

Прошло 30 лет с момента встреч с Менахемом Бегиным, на которых я присутствовал и о которых хочу рассказать. Уже нет в живых людей, пригласивших меня на эти встречи, а они не успели, а, может, и не хотели рассказывать о посещениях главы правительства. Сегодня я это делаю вместо тех людей и, как хорошо, что Б-г, наверное, наградил меня хорошей памятью.

Обычно встречи с Менахемом Бегиным проходили в его канцелярии в Кирье в Иерусалиме. Встреча могла состояться или по просьбе его бейтаровских товарищей, когда надо было рассказать что-то очень важное и посоветоваться, или по инициативе самого Бегина, особенно перед принятием серьезных решений, когда он в чем-то сомневался и искал поддержку, а, может быть, и оправдания у старых и верных единомышленников. Сейчас, через 30 лет после описываемых мной событий, я куда лучше, чем тогда, понимаю, насколько Менахем Бегин нуждался в одобрении или в молчаливом понимании людей, которых он ценил и уважал. Иногда встречи устраивал Ихиэль Кадишай – старый и верный секретарь и глава канцелярии премьер- министра. Кадишай хорошо знал, кого бы Менахем хотел увидеть, чтобы отвлечься, вспомнить приятное и немного разрядить напряженную и серую обстановку. Ни от кого не было секретом, что Бегин любил людей и, когда мог, с удовольствием общался с «корешами» по бейтаровской молодости и «отсидке» в советских лагерях. Не знаю, делал ли эти встречи Кадишай по своему усмотрению или с ведома «начальства», но все обычно происходило приблизительно так. Ихиэль Кадишай звонил Абраше или Ехезкелю по телефону и говорил на идише: «Хавейрим идн (товарищи евреи), вы уже давненько не навещали Менахема. Подъезжайте во вторник в 2 часа дня. У Менахема есть свободный час, пообщаемся, вспомним молодые деньки, Менахем будет очень рад». Зная, что я всегда имел желание, если это возможно, принять участие в посещении премьера, Абрам Штукаревич или Ехезкель Пулеревич спрашивали у Кадишая: «Может ли придти вместе с ними к Бегину Саша Векслер?» Не знаю, когда решал этот вопрос Кадишай сам, а когда спрашивал у Бегина, но, если он спрашивал у Бегина, я знаю, что Бегин ему отвечал: «Да, пожалуйста, пусть Саша обязательно приходит». Встречи обычно проходили очень тепло и непринужденно. Присутствующие даже если касались острых, злободневных проблем, старались привести их к общему знаменателю и не так часто возражали или противоречили главе правительства. Только в одном случае, который я хорошо запомнил, стороны так и не пришли к согласию. Дело касалось назначения профессора Лапидота на пост главы Натива-Бара после ушедшего в отставку Нехемии Леванона в 1982 году. Профессор Лапидот, более известный среди бойцов «Эцеля» в подполье как «командир Нимрод», руководил операцией по захвату арабской деревни Дар-Ясин в окрестностях Иерусалима, где сегодня находится психиатрическая больница «Кфар Шауль». В арабской пропаганде, да и в истории Войны за независимость, деревня Дар-Ясин известна как место, где погибло немало мирных жителей, а другие бежали сами или были насильственно изгнаны из домов бойцами «Эцеля». Против назначения Иуды Лапидота и Абраша, и его друзья, бывшие узники Сиона, в Херуте-Ликуде выступали очень активно, что часто было Бегину неприятно и даже злило и обижало его. Но об этой встрече, которая состоялась по требованию Штукаревича, и на которой я присутствовал, когда Бегину не давали спуска «старые сионисты», будет отдельная история.

А теперь я возвращаюсь в 2 часа дня вторника в жаркого лета 1978 года, когда у Менахема Бегина появилось небольшое окно между важными встречами, которое Кадишай заполнил посещением старых друзей. Поначалу нас было четверо: Бегин, Штукаревич, Пулеревич и я. Мне был почти 31 год, и я ощущал себя на вершине важности и счастья. Остальные присутствующие на встрече были более чем в два раза старше меня. Бегину и Пулеревичу по 65 лет (оба 1913 года рождения), а моему тестю Абраше – 64 года (родился в 1914 году). Встреча была на редкость теплой и непринужденной. Как обычно, поинтересовались здоровьем присутствующих и их верных жен (Ализы Бегин, Маши, Эленьки и даже моей Беллы). Вспомнили Вильнюс, Каунас, съезды Бейтара, визиты Жаботинского, тюрьму Лукишки, сталинские лагеря и старых товарищей, которых уже нет в живых. Заговорили о Херуте-Ликуде и предстоящем съезде партии в Хевроне. Бегин рассказал о встречах с Анваром Садатом, о поездках в Египет и в Америку, о том, что, возможно, президент Джимми Картер пригласит египтян и израильтян на совместную встречу в США. Тогда еще не было известно, что это будет Кемп-Дэвид. Абраша и Пулеревич сказали Бегину, что нельзя ни в коем случае отдавать Египту Синай и Ямит. Со стороны Бегина не было никакой реакции, он просто задумчиво промолчал. Никто из нас тогда не знал, что вопрос Синая и Ямита уже был решен во время первой поездки Моше Даяна в Марокко летом 1977 года. В этот момент в комнату вошел Ихиэль Кадишай, который, как видно, до того был чем-то занят в приемной. С приходом Кадишая речь коснулась еще неизвестных мне подробностей по поводу письма, подготовленного Кадишаем по просьбе Бегина для передачи советскому послу в Израиле Чувахину в 1963 или 1964 годах, со списком бывших узников Сиона – друзей Бегина, проживавших в Советском Союзе, в основном в Прибалтике. Оказалось, что на протяжении нескольких лет до передачи письма советскому послу, Менахем Бегин обращался с такой же просьбой ко многим французским и английским парламентариям.

И тут в дверь кабинета премьера раздался тихий стук, затем дверь приоткрылась, и в проеме показалось лицо Дова (Беки) Шилянского – заместителя министра в министерстве главы правительства, а в прошлом воспитанника Абраши и Ехезкеля в литовском довоенном Бейтаре. Он вспомнил, как ему, молодому бейтаристу в Шауляе (Литва), и его товарищам стало известно об аресте руководителей литовского Бейтара – Абрама и Ехезкеля – в Каунасе в 1940 году.

Хочется рассказать подробнее о Дове (Беки) Шилянском, так как удивительная, почти фантастическая история его жизни, как нельзя лучше переплетается с историей сионизма и Государства Израиль. Литовский бейтарист, попавший мальчишкой в гетто, активный член подпольной организации, после ликвидации гетто ставший узником концлагеря Дахау, Шилянский чудом остается живым во время Марша смерти из Дахау. 1 мая 1945 года, собрав последние силы, Дов взбирается на подножку джипа английского майора, одного из освободителей концлагеря и последних участников Марша смерти. Английским майором по счастливой случайности оказывается 26-тилетний уроженец Советской России и будущий начальник генштаба Армии обороны Израиля Хаим Ласков. Увидев шестиконечную звезду на груди молодого узника Дахау, английский майор, к удивлению и восторгу Шилянского, заговаривает с ним сначала на идише, а потом и на иврите. Так состоялась первая встреча будущего начальника генерального штаба еще несуществующей армии еще не провозглашенного государства с будущим председателем еще не избранного Кнессета и кандидатом на пост президента страны, которая появится на карте мира еще только через 3 года.