ГАЗЕТА "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО"

АНТОЛОГИЯ ЖИВОГО СЛОВА

Информпространство

Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО"

Copyright © 2012

 

Антисемитское граффити

Михаил Сидоров



Непропорциональность

Один из обитателей «вороньей слободки», камергер Митрич, окончивший пажеский корпус, свое недовольство советской властью выражал в ворчливой ламентации: «Десять лет как жизни нет. Все Айсберги, Вайсберги, Айзенберги, всякие там Рабиновичи». Уж двадцать лет как не стало советской власти, а жизни – как не было, так и нет. И что самое интересное, как полагают современные митричи, – по той же причине: из-за Айзенбергов и Рабиновичей. Даже Г. Зюганов однажды не выдержал и в одном из своих выступлений заговорил о том, что в органах власти современной России «произошел вопиющий национальный перекос». Сами понимаете, в какую сторону.

Мартин Бубер в своем «Диалоге» (1930) рассказал о том, как он подружился с одним христианским священником. Дело было весной 1914 года, когда «несколько человек, принадлежащих к различным народам Европы, собрались в неопределенном предчувствии катастрофы, чтобы попытаться создать наднациональную авторитетную инстанцию». Когда речь зашла о персональном составе группы, которой предстояло выступить с общественной инициативой с целью предотвращения войны, один из присутствовавших на встрече «высказал сомнение в целесообразности того, что названо слишком много евреев, вследствие чего ряд стран будет непропорционально своему населению представлен живущими в них евреями». Буберу, по его словам, также не были чужды такого рода соображения, однако высказанное в такой форме мнение показалось ему несостоятельным, и он опротестовал его.

«Не помню уже, – писал Бубер, – почему я заговорил об Иисусе и о том, что мы, евреи, понимаем его внутренне во всех его побуждениях и движениях его еврейской сущности, остающихся недоступными всем исповедующим христианство народам. «Понимаем так, как это недоступно Вам», – обратился я непосредственно к выступавшему ранее священнику. Он встал, я тоже стоял, мы посмотрели в глаза друг другу. «Забыто», – сказал он, и мы братски обнялись в присутствии всех.

Выяснение отношений между евреями и христианами превратилось в союз между христианином и евреем, и в этом превращении совершился диалог». Проблема участия евреев в событиях российской, в том числе и советской, истории была обозначена сразу после Октябрьского переворота. Стереотипы ее «решения» уже многие десятилетия кочуют из одного «объективного исследования» в другое. «Непропорциональность»! Вот ключевое слово и исходный пункт для всех упреков и обвинений в адрес евреев, независимо от того, где, когда и в чем они участвовали, участвуют или только собираются участвовать.

Еще в 1930 году в своей книге «Что нам в них не нравится...», вышедшей в Париже, бывший конституционный монархист В. Шульгин писал о евреях: «Не нравится нам в вас то, что вы приняли слишком выдающееся участие в революции, которая оказалась величайшим обманом и подлогом. Не нравится нам то, что вы явились спинным хребтом и костяком коммунистической партии» и т.д. Шульгин был «политическим антисемитом», как он сам себя открыто называл. Прошло ровно полвека, и в 1980 году известный математик и диссидент Игорь Шафаревич, тоже за границей, опубликовал свою «Русофобию», где о «непропорциональности» говорится: «После переворота несколько дней главой государства был Каменев, потом до своей смерти – Свердлов. Во главе армии стоял Троцкий, во главе Петрограда – Зиновьев, Москвы – Каменев, Коминтерн возглавлял Зиновьев, Профинтерн – А. Лозовский (Соломон Дризо), во главе комсомола стоял Оскар Рывкин...» Наконец, ровно десять лет назад завершил свой труд «Двести лет вместе» А.Солженицын. Во второй части этого произведения читаем: «...Еврейские отщепенцы несколько лет прямо вождествовали в большевизме, возглавили воюющую Красную Армию (Троцкий), ВЦИК (Свердлов), обе столицы (Зиновьев и Каменев), Коминтерн (Зиновьев), Профинтерн (Дризо-Лозовский) и Комсомол (Оскар Рывкин)».

Бьется антисемитская мысль в рамках софистического суемудрия десятки лет, и не могут решить еврейский вопрос ни академики-математики, ни известные писатели, ни ленинские, ни даже нобелевские лауреаты. Ведь с юдофобской точки зрения, именно дореволюционная Россия была образцом «пропорциональности»: черта оседлости, процентная норма для евреев при приеме в гимназии и университеты, ограничение числа «лиц нехристианского вероисповедания» среди врачей и адвокатов и прочие политические тонкости – почему же грянул гром?! А в последние тридцать лет советской эпохи? И прекращение приема в ведущие вузы на престижные специальности – безо всякой «процентной нормы», и ограничение выезда в Израиль, и свободное от евреев политбюро ЦК партии... И в конце концов – распад Советского Союза.

Не хотелось вспоминать и об «окончательном решении», да придется. Но прежде заметим, что все попытки показать главные события истории многонациональной России исключительно сквозь призму «русско-еврейского взаимодействия» выглядят вполне тенденциозно. Разве не существовало другого народа, с которым русские жили «вместе» не меньше, чем с евреями, и который в истории империи играл весьма заметную, а иногда, ввиду положения его представителей в социальной иерархии, – решающую роль? Один лишь раз вспомнил автор «Двухсот лет»: «…А сколько германских и остзейских имен полтора-два века состояли в управлении Россией царской? Вопрос: в каком направлении для страны и народа эта власть действовала?» Но поскольку вопрос повисает риторически, – выходит, что здесь был полный порядок. Прямо как у щедринского генерала в «Господах ташкентцах»: «…О, если бы все русские обладали такими русскими душами, какие обыкновенно бывают у немцев!»

С.Н.Булгаков в своей книге «Свет невечерний» (1917) отмечал, что Петр Первый «прорубил свое окно в Германию», а не в Европу. И с тех пор «с германского запада к нам… тянет суховей, принося иссушающий песок, затягивая пепельной пеленою русскую душу, повреждая ее нормальный рост». Не только бироновщина и не столько цари-немцы – «существеннее было здесь не внешнее «засилие» Германии, но духовное ее влияние…». А в статье «Расизм и христианство» (1942) отец Сергий Булгаков замечал: «Есть особая предустановленность во взаимоотношении Германии и России, род эроса, поработительного со стороны германской и пассивно-притягательного с русской…».

Сдается, что через прорубленное Петром окно, не мешкая, в Россию влез и старый искушенный европейский антисемитизм, имевший в своем послужном списке и опыт изгнания евреев, и костры инквизиции, и кровавый навет, и лютеровскую юдофобию. Наверное, многие из российских сановников немецкого происхождения, включая царей и цариц, живя в Германии, могли бы и не стать антисемитами. Но ведь в России-то им надо было показать себя «самыми русскими», а наиболее простым и надежным способом сделать это им казалось демонстративное жидоедство.

«Треугольник» отношений русских, немцев и евреев своеобразно отражен в чеховской «Дуэли». Сначала добряк военный доктор Самойленко в споре с фон Кореном возмущенно говорит: «…Ты ученейший, величайшего ума человек и гордость отечества, но тебя немцы испортили. Да, немцы! Немцы!». Чехов от автора добавляет, что Самойленко «редко видел немцев и не прочел ни одной немецкой книги, но, по его мнению, все зло в политике и науке происходило от немцев. Откуда у него взялось такое мнение, он и сам не мог сказать, но держался его крепко». (Надо ли доказывать, что аналогичное «априорное» мнение было у многих россиян и об евреях?) Затем, во время ссоры, ставшей поводом к дуэли, Лаевский, в присутствии фон Корена, отвечает обиженному и разгневанному Самойленке: «Оставьте меня в покое! Я ничего не хочу! Я хочу только, чтобы вы и немецкие выходцы из жидов оставили меня в покое!» Вот так: «Немецкие выходцы из жидов, или Сто лет втроем» («Дуэль» впервые была напечатана в 1891 году).

Взгляды фон Корена, как они описаны А.П. Чеховым, уже вполне могут быть названы протофашистскими. Через четверть века один из лидеров конституционно-демократической партии Ф.Ф. Кокошкин в литературном сборнике «Щит» прямо писал, что «новейшая антисемитическая идеология есть продукт германской духовной индустрии…»

А откуда прибыл в добрую Россию, свалку «передовых идей», проклинаемый теперь «научный коммунизм»? Во что обошлись стране германофильство хлыста Распутина, деньги германского генштаба для организации «ленинской гвардией» переворота, «похабный» Брестский мир, приведший к кровавой Гражданской войне и хаосу, Рапалльский договор 1922 года и прочие проявления «эроса» в отношениях между Россией и Германией?

«Февральская революция, – утверждал Солженицын, вслед за П.Н. Милюковым, – была революция российская… А сразу же от Октября – революция обернулась интернациональной и сокрушительной по преимуществу…» Итак, Февральская революция – «наша», российская, а Октябрьская – интернациональная и сокрушительная. Но вот, опять же в Германии, попытка интернациональной революции захлебнулась дважды – в 1919 и 1923 годах (в последнем случае не помогло даже золото, собранное большевиками от нэпа, а также награбленное ими в храмах, мечетях и синагогах). Однако через десяток лет в Германии побеждает национал-социалистическая революция. Уж ее-то «интернациональной» никак не назовешь. И что же принесла эта «национальная революция» немецкому народу, не говоря уже о евреях или русских?

Кроме того, если Октябрьская революция и делалась как интернациональная, то это не значит, что она сохранила этот свой характер на все время существования советской власти, о чем уже упоминалось выше и о чем писали многие западные исследователи. Тем более смешными выглядят попытки представить ее как «еврейскую» революцию. Вот интересное свидетельство «Правды» от 10 ноября 1920 года. В первые месяцы после Октябрьской революции, сообщала газета, «еврейские рабочие были еще далеки от коммунистического движения, а их руководящие партии еще погрязали в соглашательском болоте и находились в стане контрреволюции». В том же месяце ЦК РКП(б) и Центральное бюро евсекций публикуют циркуляр «По всем евсекциям РКП и евотделам КПУ», в котором предлагается развернуть агитацию и организационную работу по привлечению еврейских рабочих и ремесленников (включая беженцев, спасавшихся от польских и украинских погромов) к «ударному труду».

Разъясняя этот документ, Сибирский отдел по делам национальностей в специальной инструкции информировал, что беженцы «духовно отравляются»: «Среди них культивируют сионизм, клерикализм, отчужденность к русскому и к России». Налицо, таким образом, увязывание русского с советским, большевистским. И это – уже в конце 1920 года!.. А сталинский «план автономизации», то есть включения всех национальных советских республик в состав РСФСР (1922)? Его поддержало большинство в руководстве РКП(б), но Ленин, пользуясь своим авторитетом, навязал другой (худший, «средневековый») вариант объединения. А выволочка, устроенная вождем Дзержинскому и Орджоникидзе? Ведь Ленин, обвиняя большевистских руководителей-«нацменов» в «великорусском шовинизме», имел в виду не только этих двоих. «Известно, – говорил он, – что обрусевшие инородцы всегда пересаливают по части истинно русского настроения…»

Для иллюстрации сугубо антирусской сути новой власти (революция проявила свой «антиславянский» характер) и у Солженицына, и у Шафаревича помещен стишок некоего В. Александровского, опубликованный в 1925 году:

 

Русь! Сгнила? Умерла? Подохла?

Что же! Вечная память тебе.

И все! Словно и не было потом ни Джека (Якова) Алтаузена («Родина смотрела на меня»), ни Павла Когана («Я – патриот, я воздух русский, я землю русскую люблю…»). Оба поэта погибли в 1942 году, в бою. Или как будто Смердяков, ненавидевший «всю Россию», был таким уж редким явлением в «чисто русской» среде! Казалось бы, в духе Александровского об отношении к родине, уже в 1976 году, высказался и Борис Хазанов: «Россия, которую я люблю, есть платоновская идея; в природе ее не существует. Россия, которую я вижу вокруг себя, мне отвратительна». Конечно, сказано резко, и авторы «Русофобии» и «Двухсот лет» не упустили случая уличить Б. Хазанова в «антиславянизме».

Но если вдуматься: любить Россию, как платоновскую идею… На самом-то деле это чисто, тонко и возвышенно! Да многие русские писатели, поэты и обычные люди именно так любили и любят свою родину – «странною любовью». Могла ли не быть «отвратительна» Н.В. Гоголю показанная им та «нечеловеческая, полузвериная Россия харь и морд» (Н.А.Бердяев. Духи русской революции. Сборник «Из глубины»)? Но ведь ни у кого не повернется язык обвинить Гоголя в русофобии...

Жаль, что в России накануне грозных событий 1917 года не сложилось союза между христианами и евреями, подобного тому, что был описан М. Бубером. Да ведь, по правде сказать, и во всей Европе перед мировой бойней такой союз стал явлением исключительным. Ну а сегодня – состоится ли плодотворный диалог, если главным условием выяснения отношений будет конторская работа по подсчету пропорционального представительства везде и всюду, «тогда» и «теперь»?