ГАЗЕТА "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО"

АНТОЛОГИЯ ЖИВОГО СЛОВА

Информпространство

Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО"

Copyright © 2012

 


Виктор Голков



Шаг к себе

«...Совершенство в искусстве - это простота, непосредственность углубленного духа», — писал знаменитый испанский поэт Хуан Рамон Хименес. Простота и непосредственность углубленного духа — главная отличительная черта многих стихов Виктора Голкова. В строгих и простых по форме четверостишиях поэт отображает, фиксирует общее направление своего духовного развития. В образных, и в то же время афористически сжатых, врезавшихся в память читателя, фразах кристаллизует свои трудные внутренние искания. Путь духовного становления лирического героя поэта извилист, но на этом пути нет ничего случайного, нет обрывочности: он последовательно движется к цели, определенной им как «шаг к себе» самим названием одноименного сборника стихотворений.

Как бы до предела насытившись бесконечным разнообразием реалий внешнего мира, поняв, что его внутренний мир – это только мелькающие мысли и образы, зависимые от «внешности» — поэт начинает осознавать, что все, принимаемое им до того за его «я», носит абсолютно cлучайный характер, образуя лишь некоторую поверхность или, точнее, накипь на поверхности его истинного «я». У него возникает ощущение, что накипь эта только мешает проявлению скрытой в нем внутренней природы, и тогда, стирая накипь, человек стремится выйти за ее пределы, заглянуть в глубину своего поверхностного «я». Возникает непреодолимая тяга ощутить свою истинную, глубинную сущность, где хаос явлений внешнего мира и мира внутреннего сходятся в одно и обретают смысл. Процесс ломки привычных стереотипов мучителен.

Изначально важно, что стихи В. Голкова – это не просто «мистические порывы и стилистические выверты» (А. Рембо), а фактурная поэзия, которая открыто говорит о самом сокровенном человеческой души, отличается подлинностью переживания, насыщена горечью и теплом непосредственного чувства.

Олег Минкин

 

***

Так случилось – нарвался на пулю

Незадачливый этот солдат.

После стычки в каком-то ауле

Он лежал, уронив автомат.

 

И поношенный выцветший хаки,

Пропитавшийся кровью, обмяк.

Он лежал, и скулили собаки,

Легион азиатских собак.

 

Призывник, рядовой, автоматчик,

Просто парень, как всякий другой,

Здесь он был иноземный захватчик,

И убил его нищий изгой.

 

И еще для невесты солдата

И для всех был живым он, когда

Наклонилась, светясь синевато,

Над немым его телом звезда.

 

И не ведая чувства потери,

За какой-то далекой чертой,

Эта жизнь, затворившая двери,

Становилась ночной темнотой.

 

Пята

Было видно, как пята приподнималась,

Обрывая то травинки,то листы.

И дотоле неподвижное вздымалось,

Уцелевшее под тяжестью пяты.

 

Под давлением ее большого пресса –

Кривобокая, больная пестрота.

И рассеивалась, нехотя, завеса,

Та, какой себя окутала пята.

 

Стало ясно, что был сломан, кто не гнется.

А кто цел остался, сделался горбат.

И боялись все – а вдруг она вернется,

Вдруг со временем опустится назад.

 

Провал

Да конечно, я там не бывал,

Все они для меня только тени.

Но лежит за спиною провал,

Уничтоживший цепь поколений.

 

Переживших страданье и страх,

Обреченных исчезнуть безгласо.

И стучит в мое сердце их прах,

Словно каменный пепел Клааса.

 

Слышу полночь взорвавший звонок,

Захлебнувшийся, рваный, утробный.

А внизу уже ждет воронок,

Насекомому злому подобный.

 

Стоит вспомнить – как будто вчера,

Песья морда с разинутой пастью

Да метла. И опять номера

Синяками бегут по запястью.

 

И какой-то охрипший урод,

Как коня, оседлавший трибуну,

Спекулирует словом «народ»,

Обрывая высокие струны.

 

Он не видит, что век миновал

И повесить пытается тени.

Но его поглощает провал,

Уничтоживший цепь поколений.

 

***

А время пластинку сменило,

Глухую содрав пелену.

Но тех, кто прошел сквозь горнило,

Узнаешь в секунду одну.

 

По их вороватой манере

Коситься себе за плечо,

Как будто бы рядом, за дверью

Их слушает кто-то еще.

 

По стойкой привычке все мерить

Улыбкой, где скепсис сквозит.

По их неспособности верить,

Что им ничего не грозит.

 

***

Спасибо времени за то, что автоматной

Строкой прошитый по-немецки аккуратно,

В траву не падал я, убитый наповал.

За то спасибо,что я сам не убивал.

За то, что в руки мне никто оружья не дал,

В минуту слабости за то, что я не предал.

 

Спасибо времени за то , что лебеду

Не ел я с голоду и не хрипел в бреду.

За то, что в камере от пыток не скончался,

За то, что в полночь на осине не качался,

За то, что газовой отравы не глотал.

За то, что родине изменником не стал.

 

Спасибо, мертвые, лежащие в могиле.

Все те, кто сгинули, исчезли, недожили,

Перезабытые, зарытые во рву,

За то, что вижу я вот эту синеву.

За то, что та судьба, какая вас пытала,

Меня колес четверкой в глину не втоптала.

 

Веко

Опустите свинцовое веко!

Дверь заприте скорей на крючок.

Слишком много внутри человека

кой-чего обнаружил зрачок.

 

Это знание – вовсе не сила,

что способна держать на плаву.

Много всякого напрочь скосило,

и не нужно оно большинству.

 

Эх ты, воля, дыхание сперло.

Ты, свобода, наивный порыв.

Как и прежде, хватают за горло,

к отступлению путь перекрыв.

 

Те левее, а эти – правее,

и шумят, как лесная листва.

А когда оживаешь, трезвея,

то с похмелья болит голова.

 

И не видно уже человека,

только хитрый и жадный мертвец.

Опустите свинцовое веко,

опустите ж его, наконец!