"Информпространство", № 190-2015 Альманах-газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" Copyright © 2015

Валерий Хлебутин

Шутка Рабиновича

С того времени как математик Григорий Перельман удивил мир отказом от получения Филдсовских наград (медали и денежной премии), журналисту Олегу Стрельцову нашлось, чем заняться. Поступок ученого из Питера дал пищу множеству разговоров и привлек к персоне отказника большой интерес. Пользуясь этим, Олег после долгого профессионального мелкоделья оседлал актуальную тему и быстренько опубликовал статью. В ней он поведал читателям про институт Клэя, учредивший приз в один миллион долларов и присуждающий его ученым за исключительно важные математические открытия.

Олег, как сумел, рассказал об одной из семи величайших математических загадок современности — гипотезе Пуанкаре: доказать ее брались лучшие умы XX века, да только ни одному ученому, кроме нашего, головоломка не поддалась. Стрельцов не забыл упомянуть, что Филдсовская премия за выдающиеся достижения в области математики — аналог Нобелевской, что она присуждается специальным комитетом, чрезвычайно почетна и вручается раз в четыре года. В статье повествовалось, как недоумевал король Испании Хуан Карлос (а именно ему надлежало исполнить почетную миссию), когда на вручении медали и премии не оказалось лауреата: Григорий Яковлевич Перельман просто не посчитал нужным явиться в Мадрид на торжественную церемонию.

Статейка Стрельцова оказалась живенькой, своевременной и подогрела внимание к нетипичному для нашего времени случаю: человек в силу личных убеждений отказывается получить законное вознаграждение в миллион долларов. Много ли отыщется таких? История и впрямь выходит за рамки повседневности.

Спрос на Перельмана очень скоро стал очевиден, его желали видеть и слышать, с ним хотели беседовать, но сложность в том, что сам-то он ни под каким предлогом не желал публичности. Корреспондентам «Нью-Йоркера», правда, каким-то образом удалось взять у математика-затворника интервью. Подсуетились, когда инцидент с отказом от медали еще не успел поразить воображение миллионов. Но, кажется, больше никто из пишущей и снимающей братии не сумел проникнуть в небольшую квартирку на окраине Питера, где ученый более чем скромно проживает со своей старенькой мамой.

Олег и сам посвятил некоторое время бесплодным попыткам подкараулить Перельмана у подъезда. Стрельцов намеревался посетить гения, познакомиться с ним и взять у него интервью. Мысль увидеться и поговорить с Перельманом полностью завладела сознанием журналиста. Он отлично понимал важность встречи. В его карьере после этого могли наступить долгожданные перемены к лучшему. Сочетание скандальности и благородства уникально, такого повода за всю жизнь могло больше не представиться.

Еще находясь в Москве, Олег раздобыл телефон Перельмана и названивал ему с упорством одержимого. Скоро он понял, что надо ехать в Питер и решать вопрос на месте. Так он оказался постоянным дежурным у подъезда.

Две недели пробыл Стрельцов в северной столице. Он задействовал все питерские связи и мобилизовал все возможности редакции, но все же бросил пустое занятие и возвратился в Москву. Встретиться с Перельманом оказалось сложнее, чем с президентом. Скромность загадочного человека приобрела самые крайние проявления: он не реагировал на интерес к себе и упорно избегал любых контактов с посторонними.

Стрельцов решил, что тема, за отсутствием новой информации, исчерпана. Он задумывался над поиском нового объекта публичного интереса. Вот тогда-то в жизни Олега и стали происходить события, которым имеет смысл уделить некоторое внимание.

В день возвращения из Петербурга в квартире у Стрельцова раздался телефонный звонок: неожиданно его как автора статьи о Перельмане пригласили принять участие в телепередаче. Засветиться перед телеаудиторией главного канала, да еще и в момент повышенного интереса к обсуждаемому вопросу, выступить экспертом, выгодно показать себя — что может быть лучше для журналиста в пору никем не замеченной зрелости? Удача! Сама судьба вмешивалась в ход однообразных и мелких событий и давала Олегу шанс. Оптимистичная и быстрая фантазия Стрельцова уже делала следующий шаг по лестнице, ведущей вверх, к манящим высотам широкой известности, востребованности и оглушительной популярности. Готовясь к эфиру, он старательно гнал от себя ребячьи фантазии о славе, но то и дело заставал подсознание врасплох: оно усердно трудилось над разной тщеславной глупостью.

В Останкино надлежало прибыть за три часа до начала прямого эфира. Олег внедрился в Интернет, чтобы подробнее изучить тему. По правде сказать, он хорошо понимал: его знаний недостаточно, чтобы без подготовки, слету, отвечать на внезапные вопросы и вести дискуссию. Поэтому надо было подробно исследовать парочку аспектов и в случае чего сводить к ним разговор. Прием этот усвоен был еще с институтских времен и, собственно, не представлял никакой хитрости; им пользуются все, кто в силу обстоятельств вынужден профессионально и часто что-либо вслух объяснять людям.

Репетиции прямого эфира в том виде, как представлял себе Стрельцов, не было. В помещении студии его встретил известный телеведущий, равнодушный к его персоне и больше озабоченный его внешним видом, чем им самим, и предложил здесь же, за ширмой у зеркала, воспользоваться услугами гримера. Олегу уложили волосы, напудрили лицо и на время словно забыли о нем — ждали других участников дискуссии, очевидно, более значимых. Кого ждали, Олег скоро понял. В окружении свиты сам Зелинский, собственной персоной, вскоре появился в студии, вызвав всеобщее оживление. Пока ведущий пытался исполнить адажио любви к знаменитости, Стрельцов, наблюдая со стороны, мысленно клеймил человеческие пороки. Он возвышал самого себя над суетой этих одноклеточных, этих именитых инфузорий, этих нравственных инвалидов, довольный собственным спокойствием ввиду близости столь известных, но столь же малозначимых персон.

А между тем сознание прагматично отмечало отрадный факт: ему предстоял прямой эфир рядом с самим Зелинским. Вообще, когда утром помощница ведущего пригласила его участвовать в телепрограмме, он не до конца осознал масштаб события. И теперь, когда на его глазах постепенно заполнялись кресла в аудитории, выставлялся свет, нарастала суета вокруг прибывающих на эфир авторитетов, он постепенно понимал серьезность происходящего. Стрельцов почувствовал, что немного робеет. Он противился пришедшему волнению и успокаивал себя тем, что в рамках заданной темы вполне подкован, а до эфира достаточно времени, чтобы привыкнуть, и скоро начнется то самое, чего он так страстно желает. Короче говоря, смирял волнение — все так хорошо, как вчера еще и представить было невозможно. Окончательно успокоиться не позволяло только одно: он до сих пор не понимал, по какому сценарию планирует вести шоу ведущий.

Наконец все приглашенные собрались. Им предложили выслушать руководящие указания насчет дальнейшего. Все сели в круг, телеведущий начал:

— Сегодняшняя программа коснется того, как люди относятся к деньгам. Тема: «Куда деть миллион?» Меня интересуют вопросы самого разного толка, в основном, нравственная сторона получения сверхдоходов и личных трат тех, кто волен распоряжаться большими деньгами. Мы также затронем вопросы общественного резонанса по поводу очевидно провокационного расточительства новых русских на фоне бедствующих больниц и детских приютов. Коснемся миллионной премии математика, — тут ведущий посмотрел в сторону Стрельцова. — Вы о нем скажете несколько слов. Поговорим о крупных выигрышах в лотерее, пообщаемся с аудиторией и ответим на вопросы из зала. У нас час эфирного времени, прошу внимательно слушать меня и не перебивать друг друга. Говорит только тот, у кого в данный момент слово. Когда говорю я, никто не должен меня обрывать, и прошу учесть, что трижды мы уходим на рекламу. Непосредственно перед самой рекламой всегда говорю только я. Микрофоны будут закреплены у вас на одежде, поэтому прошу не касаться руками места их крепления, общайтесь свободно, ведите себя естественно.

Вот и весь инструктаж. Стрельцов приободрился. С одной стороны, ему показалось, что сказано слишком мало; с другой — отсутствие указаний давало свободу для импровизации, что Олег всегда предпочитал заранее установленным рамкам.

Приглашенных экспертов рассадили по местам, включили полный свет, программа началась. Начало прошло как-то обыкновенно. Ничего особенного не случилось, только многочисленные помощники отошли в сторону, под лучами света остался один ведущий. Уже не с обыкновенным человеческим, а с приторным лицом он стал вещать, глядя в камеру. Смысл доходил до Олега не сразу и не полностью. По счастью, его никто не трогал. Нескольких минут хватило, чтобы привести мозг в порядок и ухватиться за канву происходящего. За это время ведущий успел объявить тему передачи и начал представлять гостей. Назвал имя Зелинского — тот величаво склонил голову. Тут же Стрельцов услышал свое имя и тоже приветливо кивнул. Голова Олега при этом осталась на своем природном месте, никуда не отвалилась, и первое успешное действие окончательно вывело журналиста из оцепенения. Почему-то ему казалось: когда все начнется, голос ведущего станет похож на тот, что слышен обычно из динамика телевизора. На самом же деле голос был обычный, и это простое и естественное обстоятельство отчего-то помогло совсем успокоиться.

Первый сюжет касался олигархических денег Романа Рабиновича, тратившего их немереными порциями на сомнительные, по мнению ведущего, мероприятия. Всем известная покупка знаменитым богачом английского футбольного клуба «Белфаст» и последующие астрономические траты на выкуп игроков для команды просто шокировали общество. Зелинский, сам человек не бедный, взялся клеймить олигарха. Он взывал к совести Рабиновича, произнося безукоризненно правильные слова о социальной справедливости, о том, скольким детским домам тот мог бы помочь, скольких бы детей, нуждавшихся в дорогостоящих операциях, мог бы спасти. Зелинский оперировал цифрами, приводил примеры, отвечал на вопросы из зала и вообще был убедителен.

Олег, не затронутый общим разговором, следил за Зелинским и мысленно анализировал мотивы фальшивой праведности этого денежного мешка. Понятно, что на самом деле заботило умного, хитрого и дальновидного деятеля: молодой Рабинович несусветными тратами будоражит нестойкое наше общество, вызывает лютую зависть обычных людей к касте богатых, об интересах которой и пекся краснобай-оратор. Он и сам принадлежал к числу богатейших людей России, но никем до сих пор не был замечен в благотворительности. Сложившийся порядок вещей вполне устраивал Зелинского, но выходки отдельных представителей сословия не могли не раздражать, не вызывать тревогу. Все ведь может закончиться, и тогда социальный взрыв неизбежно нанесет гибельный урон ему самому и всем подобным. Вот что двигало красноречивым ревнителем справедливости.

Ведущий задал Зелинскому очередной вопрос:

— Вы что же, считаете, что Роман Рабинович не имеет права тратить собственные деньги по собственному усмотрению?

— Нет, Роман Рабинович, конечно, вправе тратить то, что заработал. Если деньги легальные, а налоги уплачены, то пожалуйста, закон не запрещает.

— А каково мнение наших гостей? — ведущий вдруг обратился к Стрельцову, и стало ясно: надлежит немедленно отвечать.

Олег тут же продолжил вслух мысли, которыми телепатировал Зелинского мгновение назад:

— Закон, конечно, не запрещает тратить собственные деньги по собственному усмотрению. Но это формальный закон. Помимо него есть еще и совесть. Ежедневно мы сталкиваемся с такими явлениями, как невозможность оплатить лечение детей, зависимость судеб и жизней от денег. Для нравственного человека, по-моему, здесь не может возникать вопросов о приоритетах. Решение помочь, чем возможно, — единственно нравственное. А кто-то отделяет себя от общества и живет в свое удовольствие, не замечая нужд тех, с кем связан общей историей, говорит на одном языке, взращен одной культурой.

— По-вашему, поведение Романа Рабиновича, покупающего очередной тропический остров или яхту, безнравственно? — телеведущий опять обращался к Олегу.

— Да, я так считаю. За десятки миллионов долларов покупать очередного игрока для футбольного клуба, когда в это же время в детском приюте в лесной глуши Тверской области нет средств на покупку кроваток, я считаю безнравственным.

— То есть вы лично, будь у вас финансовые возможности, так не поступили бы?

— Никогда.

Олег почувствовал абсолютную свободу. Оковы волнения исчезли без следа, и разум, соединившись напрямую с совестью, легко и непринужденно выдавал такие сентенции, что ему самому нравилось. Между тем ведущий не унимался. Ухватив ниточку, явно отвечавшую какому-то его замыслу, он продолжил разговор с Олегом.

— Тема сегодняшней передачи — «Куда деть миллион?». У вас, кстати, нет случайно миллиона?

Олег отшутился. Поведай он правду, выяснилось бы, что не только миллиона, но и тысячи свободной у него нет.

— Так вот, если вы были бы вольны распорядиться миллионом, вы что, не потратили бы эти деньги на себя? Что вы сделали бы с ним?

— Если б я располагал миллионом долларов, то часть, конечно, истратил бы на себя. Но незначительную. Остальное, конечно же, на благотворительность. В первую очередь оказал бы помощь сиротам в приютах и детских домах.

— На этом благородном обещании нашего гостя прервемся на рекламу и встретимся в студии через несколько минут.

Только теперь до Олега дошло, что, дробя время вопросами к самому малозначительному из гостей, ведущий делал подводку к началу рекламной паузы. В перерыве ведущий предупредил, что следующий блок передачи посвящен Перельману, последуют вопросы к Олегу, надо быть готовым. Пять минут, пока шла реклама, минули молниеносно. Вновь телеведущий обнаружился под лучами софитов и начал:

— Для кого-то день получки — семейный праздник, кто-то позволяет себе тратить сотни миллионов на прихоти и капризы, а кому-то миллионы и не нужны вовсе. Сейчас мы поговорим о человеке, чей поступок удивил многих: этот человек отказался получить миллионную премию за научное открытие. Как вы поняли, речь пойдет о нашем соотечественнике, русском математике Григории Перельмане. Он доказал теорему Пуанкаре — задачу, названную математической загадкой века, — и при этом не принял вознаграждение. К сожалению, Григорий Яковлевич не посетит нас лично, чтобы пояснить мотивы своего поступка, поэтому поговорим с человеком, знающим все о великом математике, лично с ним хорошо знакомым. Это гость нашего сегодняшнего эфира, автор статьи о Григории Перельмане — журналист Олег Стрельцов.

Зрители в студии по команде кого-то в черном дружно захлопали в ладоши.

Олег несколько опешил от такого представления. В голове пронеслась мысль: немедленно, как только будет дано слово, опровергнуть факт знакомства с Перельманом. Но слово ему пока не дали. А ведущий продолжал, и все как-то само собой замылилось:

— Надо пояснить в нескольких словах нашим зрителям, о чем идет речь. В 1904 году, то есть более ста лет назад, великий французский математик Анри Пуанкаре сформулировал гипотезу, имевшую важное научное значение. Он сам пытался эту гипотезу доказать, но после упорных попыток вынужден был признать: доказательство столь сложно, что для человека непосильно. Гипотеза Пуанкаре стала интеллектуальным вызовом для многих поколений математиков в XX веке. За решение брались лучшие умы современности, но покорилась задача лишь спустя столетие одному-единственному человеку — математику из России Григорию Перельману.

Олег, слушая речь, улавливал фрагменты собственной статьи, которую телеведущий пересказывал. Тот продолжал:

— В двухтысячном году всемирно известный математический институт Клэя назвал решение гипотезы Пуанкаре одной из семи наиболее важных задач современной математики. За решение институт учредил приз в один миллион долларов. И вот совсем недавно оно было найдено. Мировое математическое сообщество приняло весть как сенсацию. Того, кто смог это сделать, назвали самым умным человеком из всех ныне живущих на земле. И это наш с вами соотечественник — Григорий Перельман. Пришло время получить Филдсовскую премию и медаль, тот самый миллион от института Клэя. Но происходит невозможное — ученый отказывается. Он не отвечает на приглашения математического сообщества прибыть в Мадрид, он избегает контактов с прессой и практически никогда не покидает своего дома.

Теперь обратимся к нашему гостю, — он сделал жест в сторону Стрельцова. — Скажите, Олег, разве Григорий Яковлевич настолько состоятельный человек, что еще один миллион ничего для него не изменит?

— Насколько мне известно, вовсе нет. Григорий Яковлевич небогат и уж, конечно, не миллионер. В настоящее время он уже год как нигде не работает. Проживает вместе с мамой в скромной квартирке обыкновенного панельного дома в спальном районе Питера и особо не роскошествует.

— Вот как. Тогда чем же объяснить его поведение?

— Достоверный ответ на ваш вопрос может дать только лауреат Филдсовской премии и приза института Клэя, то есть Григорий Перельман. По моим данным, от публичных пояснений он воздерживается. Ответа нет и у меня. Мы можем только строить более или менее правдоподобные догадки.

— У нас вопрос из зала, — ведущий указал на место у микрофона, — пожалуйста.

Молодой человек из числа собравшихся зрителей начал:

— Скажите, пожалуйста, а вам не кажется, что таким образом Перельман заработает больше, чем один миллион? Ведь теперь, когда таким поступком он привлек к себе широкое внимание, его известность такова, что за интервью с ним ведущие издания готовы выложить не одну сотню тысяч. Не может это быть еще одним гениально рассчитанным ходом великого человека?

Ведущий тут же ухватился за эту мысль:

— Да, молодой человек высказал интересное предположение. Перельмана теперь знают во всем мире не только как величайшего из математиков, но и как неординарного человека. На популярности можно теперь не один миллион заработать. Что скажете?

— Сомневаюсь. Не думаю, что Перельман выстроил столь хитрую многоходовку. Мне представляется, что нам сложно, даже, скорее, невозможно представить себе ход его мыслей, постичь внутренний мир. Он же гений. Представьте себе всю грандиозность задачи, которая стояла перед ним на протяжении восьми лет, пока он в одиночку, втайне от коллег, занимался доказательством неразрешимой теоремы Пуанкаре. Ведь Перельман все годы напряженной работы не знал, справится ли. Успех решения и признание этого факта мировым математическим сообществом — вот что стало главным для ученого. И настолько важным, что в сравнении с этим все остальное, даже и миллион долларов, могут показаться мелочью, на которую и внимание-то растрачивать не захочется.

— Но мне известно, что Перельман обижался на коллег-математиков и по этой причине отказался от положенного поощрения, — вступил в разговор ведущий.

— Да, первенство Григория Яковлевича пытался оспорить китайский математик Шин-Тун Яу с учениками Си-Пинь Чжу и Хуай-Донг Као. Они, получив от Перельмана первичные, еще не до конца оформленные материалы, быстренько втроем попытались придать теореме Пуанкаре законченный вид. Но, во-первых, ничего принципиально нового привнести в решение не смогли, кроме вторичной, чисто технической проработки. А во-вторых, мировое математическое сообщество однозначно признало первенство за Перельманом. Поэтому такой мотив отказа мне представляется маловероятным. В отказе от получения медали и премии усматриваются нетривиальные мотивы морального порядка, столь высокого, что искать поверхностные объяснения было бы ошибкой. Уверен, что простой, бытовой мерки, которую мы сейчас пытаемся применить, просто не существует. Нам явлен пример совести столь чистой и высокой пробы, что наше больное общество не в состоянии дотянуться до его осмысления, оно лишено сегодня таких же чистых, как поступок Перельмана, нравственных критериев. В моральном отношении этот отказ столь дорог для всех нас, что ни миллионами, ни миллиардами долларов его оценить невозможно. Перельман, условно говоря, заплатил этот миллион за то, чтобы показать людям: деньги — не самое главное в жизни. Пока это понято немногими, но я верю, что со временем поступок ученого самым положительным образом повлияет на умы и души.

Кажется, телеведущий едва дождался паузы. Только Стрельцов замолчал, чтобы подобрать нужные слова, как он тут же произнес:

— Давайте обратимся к зрителям и проведем короткий эксперимент, — ведущий снова принялся творить шоу. — Поднимите руки те, кто смог бы поступить так же, как Перельман. Кто из присутствующих мог бы ради принципов отказаться от миллиона?

Гаже такого продолжения трудно было себе что-то представить. К сожалению для Олега, только что нащупанная нить исследования нравственного содержания великого поступка великого человека была грубо и бездарно оборвана. Стало очевидно, что философская глубина деяния того нисколько не интересовала — он просто отрабатывал свой номер в попсовом ток-шоу, зарабатывая очки и нисколько не заботясь ни о разумном, ни о добром, ни о вечном. Шоу пошло дальше своим идиотским чередом.

После проведенного голосования оказалось, что, конечно же, ради убеждений от миллиона могут отказаться почти все, кто собрался в студии, даже Зелинский, хотя на его счет у Олега имелось мнение иного порядка. Как раз Зелинский-то за миллион мог мать родную продать, а не только принципы. Если его принципы ну хоть кому-нибудь на земле нужны были по рублю за каждый, он открыл бы оптовую торговлю.

Дальнейший ход шоу больше не предполагал активного участия Олега. Он продолжал сидеть и слушать о везении людей в лотерее, о ссорах и склоках между родными и близкими по поводу дележа крупного наследства и разную другую ерунду. Зелинский выступал экспертом и судьей при любом противоречии. Он хрестоматийно правильно рассуждал, раздавая по просьбе телеведущего бесценные советы.

Дело шло к концу, как разговор вновь вернулся к Роману Рабиновичу. Изгиб сюжета вновь заставил Олега включить внимание, и, как оказалось, кстати. Ведущий, кажется, уже только для приличия соблюдая некоторую видимость ротации выступающих, после нескольких вопросов, адресованных священнику отцу Филарету, опять обратился к Стрельцову:

— Вы недавно назвали расточительство Романа Рабиновича безнравственным, а как вы охарактеризовали бы личность нашего знаменитого олигарха? Нравственный он человек, по-вашему, или нет?

«Ничего себе вопросик», — молниеносно пронеслось в сознании Стрельцова, но на раздумья времени не осталось, надо было что-то отвечать.

— Я не берусь по отдельным поступкам давать характеристику человеку, с которым лично не знаком. Повторюсь только и скажу, что показную, неумеренную расточительность Романа Рабиновича считаю делом неправильным и безнравственным.

— Вы, как мы уже это слышали от вас сегодня, имея собственный миллион, так аморально с ним не поступили бы, как олигарх Рабинович, верно? Вы знаете, куда деть миллион? — он сунул свой микрофон прямо в лицо Олегу. Ничего не оставалось, как произнести:

— Да, я нашел бы правильное применение.

— Ну что же, дорогие зрители, сегодняшняя программа называлась «Куда деть миллион?», и мне кажется, что по ходу передачи нам удалось с этим разобраться. Наша программа подошла к концу. Спасибо всем, кто пришел сегодня в студию. Спасибо всем, кто был с нами. До встречи на будущей неделе. В следующую пятницу мы с вами выясним, можно ли попасть в шоу-бизнес случайно, было ли у партии золото и где оно теперь, а круги на полях — шутка студентов или знаки пришельцев? Оставайтесь с нами!

Передача закончилась, погасили свет. Олег никому здесь больше не был нужен. С ним распрощались, сняв микрофон и поблагодарив за участие. Он несколько минут наблюдал, как телеведущий беседует с Зелинским, надеясь услышать продолжение только что законченного разговора, но на это не было и намека. Зрители неспешно покидали студию, пошел вместе с ними и Стрельцов.

Мысли его все еще были заняты хорошими и правильными словами по поводу жертвенного самоотречения в пользу народа. Олег во время передачи вдруг обнаружил ключик к пониманию значимости необыкновенного урока, преподанного Перельманом. Он смог не взять миллион, он нашел способ послать обществу сигнал на самом понятном сегодня языке — языке денежных знаков. Гений, чистый гений ума и совести. Неужели он не будет понят? Неужели народ ничего не осознает? Пусть не весь народ, но хотя бы часть должна ведь что-то понять. Олег думал о Перельмане, мысленно обращался к его образу и все больше восхищался. Он стал сравнивать математика с Зелинским. Пропасть разделяла их. Олег подумал о Рабиновиче, сравнил Перельмана с Рабиновичем и отозвался на это сравнение ухмылкой. Надо будет написать специальную статью. Следует разъяснять людям простые вещи, надо больше говорить о хорошем. Ведь есть же хорошее, есть. Ах, как жаль, что я не встретился с Перельманом, с этим светлым человеком. Надо будет обязательно еще раз поехать в Питер и уж дождаться у подъезда, обязательно дождаться.

С такими мыслями вернулся Олег домой, с этими же мыслями лег и долго еще не в силах был заснуть. Он все думал и думал о сегодняшней передаче, и о Зелинском, и о Рабиновиче, и о Перельмане, и о себе, и Бог знает еще о чем, что подвигало его к решению завтра же изменить свою жизнь и начать приносить людям добро и пользу.

…Григорий Яковлевич Перельман редко смотрел телевизор, но накануне вечером случайно увидел фрагмент передачи, в которой говорилось о нем самом, и досмотрел ее до конца. Его не удивила дерзость телеведущего, записавшего неизвестного журналиста ему в знакомые. Вполне сносным показалось и пояснение ситуации с премией и с китайцами. Да и журналист этот хотя не опроверг факта личного знакомства, но и глупостей не сделал, вел себя достойно и, кажется, хотел сказать что-то еще, да только ему не дали. Прозвучало в его выступлении нечто такое, что тронуло Григория Яковлевича. Он из окна видел этого человека, еще позавчера караулившего его у подъезда, — теперь там, на детской площадке напротив входа, обязательно сидят и ждут его появления разные люди с фотокамерами. Он хотел поговорить со мной, а я не вышел. Неизвестно, появится ли еще когда-нибудь журналист здесь или нет. Вот теперь уж утро другого дня, а слова, сказанные в передаче, не забылись. Этому газетчику можно дать интервью, он, кажется, не склонен лгать и сможет правильно написать правду. Жаль стало Олега, жаль, что не вышел к нему, когда тот мерз здесь, под дверью парадного. Обидно.

Григорий Яковлевич подошел к телефону и набрал номер. Он решил позвонить своему знакомому и попросить помочь в поиске контакта с журналистом Стрельцовым из Москвы

…В это же время, наутро после передачи, в московской квартире Олега раздался телефонный звонок. Олег спал. Перед тем как снять трубку, посмотрел на часы: ровно десять. На «слушаю вас» раздался низкий мужской голос:

— Здравствуйте, могу ли я переговорить с Олегом Стрельцовым?

— Легко, а кто это?

— Меня зовут Герман Ильич. Я позволил себе побеспокоить вас по поручению Романа Аркадьевича Рабиновича, я его помощник. Вчера вы выступили в передаче и приняли участие в разговоре о нем. Могу ли я в этой связи повидаться с вами? И когда?

— А нельзя обойтись без свиданий вором? У Романа Аркадьевича что, есть претензии?

— Нет, нет, не беспокойтесь, ничего подобного. Если бы Роман Аркадьевич обижался на все, что о нем говорят, то ни на что другое у него уже не оставалось бы времени. Нет, просто я имею поручение передать вам кое-что лично и хотел бы увидеться, когда вам удобно.

Дружелюбный тон пожилого, судя по всему, Германа Ильича не оставляли сомнений, что Олега никто не разыгрывает. Более всего убеждала дикция говорившего. Такую речь редко теперь услышишь, разве что от стариков-адвокатов, коллег знаменитого некогда мэтра Юрия Сарри. Определитель номера высвечивал незнакомые цифры, и Стрельцов спросил, по этому ли номеру сможет перезвонить. Оказалось, что по этому.

Олег разволновался. Ему не до конца верилось, что это не шутка и сам Рабинович что-то там желает передать ему. Хотя почему бы и нет, ведь вчера был именно такой день, после которого в жизни должны наступить перемены. Он верил, что телевидение поможет ему, — вот и началось. Никаких дел на сегодня Олег не планировал, любопытство съедало его изнутри, поэтому он потянулся к телефону и набрал номер. Герман Ильич обрадовался скорому звонку, и встреча была назначена в кафе недалеко от дома Стрельцова.

Герман Ильич оказался полным соответствием собственному голосу — высокий, благородного вида старик, безукоризненно одетый, с отличными манерами. Он дружелюбно подал руку Олегу и пригласил его за столик, где расположился еще до прихода Стрельцова. Поинтересовался, не желает ли Олег что-то заказать. Получив отказ, тут же приступил к разговору.

— Роман Аркадьевич посмотрел вчера программу с вашим участием. После этого он дал мне поручение встретиться с вами и передать посылку от него, разумеется, только в том случае, если Вы окажете любезность ее принять.

— Это, надеюсь, не бомба?

— Давайте попробуем без банальностей. Какая может быть бомба в моем возрасте? Мне здоровье не позволяет иметь дело с предметами подобного рода. Это не бомба, это подарок от Романа Аркадьевича. В посылке деньги — ровно миллион долларов. Мне поручено их вам отдать.

У Олега екнуло под ложечкой. Господи, как это? Он слушал представительного старца и не мог поверить тому, что слышал.

— Миллион долларов? Но за что? Что я должен сделать взамен? Ведь от меня что-то потребуется?

— Потребуется, обязательно потребуется, молодой человек. Вы должны распорядиться этими деньгами по своему усмотрению, ровно так, как сами пожелаете. Вот и все. Это ваши деньги.

Тут он обернулся вправо и сделал повелительный жест, приглашая кого-то подойти. Из-за соседнего столика немедленно поднялся крепкий молодой человек в черном костюме и белой рубахе, без галстука. В руке — серебристый металлический чемоданчик. Молодой человек передал чемодан Герману Ильичу. Тот поблагодарил и вновь обратился к Олегу:

— Вот. Берите и владейте.

Он приоткрыл крышку и явил картинку из кино: почти доверху чемодан был наполнен аккуратными рядами заклеенных новеньких долларовых пачек. Так, открытым, он и подвинул чемодан в сторону Стрельцова.

— Берете?

Целую гамму ощущений испытал Олег. Было среди них и чувство собственного достоинства, и гордость, и любопытство, и под ложечкой екало, и много еще чего, что словами передать сложно.

— Берете? — повторил помощник Рабиновича.

— А взамен? Роман Аркадьевич от меня чего-то ждет?

— Нет. Роман Аркадьевич ждет от вас только одного: чтобы вы потратили эти деньги так, как вам заблагорассудится. Это ваш собственный миллион, пользуйтесь им по своему усмотрению. О его существовании, то есть о том, что он вам достался, никто не знает и никогда не узнает, стало быть, и налоги можете платить, а можете не платить, дело ваше. Ну? Будете брать? — Осанистый старик не спускал с Олега добрых глаз.

— За что же все-таки такая милость? Я, честное слово, не понимаю и несколько смущен. Неужели от меня ровно ничего не потребуется?

— Ну, разве что самая малость, — по виду Олега Герман Ильич тут же понял, что эту «самую малость» тот представил себе как нечто равное миллиону долларов. — Нет, нет, правда, ничего особенного, просто через пять дней раскройте конверт и посмотрите, что передал Роман Аркадьевич.

Тут из внутреннего кармана пиджака он вынул и протянул Олегу запечатанный конверт.

— Даю честное слово, это ни к чему вас не обяжет, никаких поручений, никаких просьб, просто раскрыть и посмотреть через пять дней, — помощник Рабиновича по-доброму смотрел на Стрельцова, подняв вверх седые брови.

Смятение чувств мешало мыслям Олега, он колебался и ничего не отвечал.

— Вас что же, не интересует миллион долларов? Не прикажете ли полагать, что вы полностью довольны жизнью?

— Я вполне доволен своей жизнью.

Герман Ильич после такого ответа еще выше поднял брови, слегка склонил набок седую голову и откинулся на спинку кресла. Затем, мерно покачивая головой, произнес:

— Ну да, ну да, конечно! Простите, молодой человек, это очевидное обстоятельство я как-то упустил из виду. Позабыл, знаете ли, по-стариковски, что если не сравнивать свою жизнь с мечтами о ней, то она и впрямь может показаться прекрасной. Простите за легкомыслие, — тут он поднялся с кресла, закрыл крышку чемодана, как бы исчерпывая тему встречи, улыбнулся широко и спросил:

— Вас сопроводить до дома с этой ношей?

— Нет, спасибо.

— Ну и чудесно, а то взялись было кокетничать. Вот видите, как все быстро и хорошо. Раз так, то позвольте поблагодарить вас, Олег, за встречу и очень приятное знакомство. Разрешите откланяться, с вашего позволения я пойду, у меня еще много дел сегодня.

Они попрощались, и Герман Ильич удалился.

…Три раза в течение дня Перельман пробовал дозвониться по домашнему телефону до своего приятеля, но у того не отвечал телефон. Он самостоятельно поискал в Интернете сведения об Олеге Стрельцове, обнаружил много всякой всячины, что угодно, только не номер телефона. Не покидала Григория Яковлевича мысль о необходимости переговорить с этим человеком. Он твердо решил отыскать журналиста и договориться о встрече. Весь день он все подходил и подходил к окну, смотрел туда, где недавно видел Олега. Наконец, уже глубоким вечером, попытка дозвониться принесла результат: приятель поднял трубку. Половина дела сделана.

…Стрельцов вернулся домой с чемоданом денег. Первое, что он предпринял, это высыпал пачки на стол и пересчитал содержимое одной. Деньги оказались настоящими и черной краской запачкали Олегу кончики пальцев. В пачке он насчитал десять тысяч долларов. Всего таких пачек на столе лежало сто штук. Конец мучениям со съемной квартирой, конец долговой яме, конец унизительному положению жалкого оборванца-журналюги, который ботинок-то приличных позволить себе не может. Боже мой, что же это? Может ли такое быть? Со мной ли все это сейчас происходит? Сердце Олега билось быстро, он хорошо слышал, как оно стучит. Такое случалось нечасто, только в минуты сильного волнения. Он испытывал стремление куда-то идти, что-то немедленно делать. Но вместе с тем смирял волнение и пустую торопливость, стараясь вернуться к привычному ритму мыслей, ходил кругами по комнате, не отрывая взгляда от груды денег на столе. Неведомо сколько он пробыл в таком состоянии. Вдруг взял чемодан, уложил обратно деньги, примял их по-хозяйски, вынул пять пачек, включая и ту, что была раскрыта для пересчета, остальные закрыл и сунул чемодан под кровать. Пачки с деньгами Олег разложил по разным карманам куртки и вышел из дому.

…Григорий Яковлевич остался доволен разговором с приятелем. Тот, выслушав Перельмана, пообещал по своим каналам дней за пять раздобыть номер телефона московского журналиста. Вообще говоря, Григорий Яковлевич, не помышляя изменять своей привычке оставаться незаметным, имел все же в виду кое-что рассказать о себе, пояснить мотивы своего поступка. Он понимал, что молчание делает из него слишком заметную фигуру, чего он искренне не желал, и по-своему хотел с этим побороться. У него имелись прикидки, что можно было бы обнародовать, но он подыскивал подходящего человека, которому мог бы довериться. Кандидатура Олега Стрельцова, судя по телепередаче, показалась Перельману как будто подходящей. Для окончательного решения он хотел переговорить с ним лично. Теперь оставалось только дождаться, пока отыщется телефон журналиста.

…Цены на квартиры повергли Стрельцова в шок. То, что отвечало его запросам, стоило в разы дороже, чем он мог заплатить. Мало-мальски приличная квартира тянула на полмиллиона долларов, а ее еще требовалось обставить мебелью, техникой, надо было купить машину, раздать долги. Оказалось, что квартиры в новых домах продаются «под отделку». Значит, предстояли траты и на ремонт. По подсчетам Олега, полученного миллиона едва хватало на удовлетворение потребностей первого порядка. Оставалась какая-то мелочь на повседневные расходы: одежду, отдых, еду, и, собственно, все — особо не пошикуешь. Не то чтобы Олег почувствовал себя бедным, но уж точно не богатым. Он трезво оценивал положение и понимал: подарок Рабиновича всего-навсего выведет его из затруднений сегодняшнего дня, но серьезного жизненного задела создать не поможет. Вот если бы Роман Аркадьевич подарил ему не один, а два миллиона, было бы совсем другое дело. В голове Олега мелькнула мысль, что налог с полученной суммы составляет сто тридцать тысяч долларов, которые надо ни за что ни про что подарить государству. Об уплате налога и думать нечего, хорошо, что с этим миллионом все сделано тайно. Иначе от подарка вообще ничего не осталось бы.

…Перельман получил, наконец, от приятеля номер телефона журналиста Олега Стрельцова. До того как сделать звонок, он еще раз пересмотрел материалы, которые намеревался передать тому после беседы. С этой целью довольно долго просидел за компьютером, собирая в общий файл некоторые данные. Григорий Яковлевич хотел кое-что отпечатать на стареньком принтере, но в нем не оказалось картриджа. Только убедившись, что все полностью собрано, он набрал номер телефона Олега. Пара гудков — и трубку на том конце сняли…

…На пятый день внезапно возникшего богатства Олегу надлежало вскрыть конверт Рабиновича. Этот пакет неизвестностью содержимого с первых часов счастья несколько омрачал жизнь Стрельцова — мало ли что там может оказаться. Но дел за это время у Олега было так много, что к мысли о послании олигарха он возвращался не постоянно, а только между важными покупками. За пять дней журналист и впрямь успел многое сделать. Он оплатил чуть более полумиллиона за квартиру в районе проспекта Вернадского. Он приобрел огромный американский внедорожник «Линкольн». Полностью обновился его гардероб, в котором все вещи были подобраны со вкусом, без излишней экономии. Олег несколько раз наведывался в самые шикарные рестораны Москвы и там с наслаждением корчил из себя барина, раздавая нереальные чаевые обслуге. Одним словом, не терял времени зря, и оно возвестило, наконец, что прошли пять дней — наступил момент вскрыть конверт Рабиновича.

Сидя у себя в комнате за столом, Стрельцов надорвал край конверта. Еще до того, как вынуть из него нечто маленькое, он предположил, что это флэшка. И в самом деле, Олег не ошибся — на свет явился электронный приборчик. Он поставил флэшку в компьютер и запустил.

На экране пошел обратный отсчет времени на фоне заставки-радуги, и в момент, когда счет подошел к нулю, возник фрагмент той самой телевизионной программы, в которой он участвовал. На экране телеведущий обращался к нему с вопросом:

— Так, по-вашему, поведение Романа Рабиновича, когда он покупает для себя очередной тропический остров или яхту, безнравственно?

— Да, я считаю, что безнравственно. За десятки миллионов долларов покупать очередного игрока для своего футбольного клуба, когда в это же время в детском приюте в лесной глуши Тверской области нет средств на покупку детских кроваток, я считаю безнравственным.

— То есть Вы лично, будь у Вас финансовые возможности, так не поступили бы?

— Никогда….

— То есть Вы лично, будь у Вас финансовые возможности, так не поступили бы?

— Никогда….

— То есть Вы лично, будь у Вас финансовые возможности, так не поступили бы?

— Никогда….

Фрагмент циклически повторялся и повторялся. Олег сидел за экраном компьютера, испытывая стыд и досаду. Он вновь раскрыл конверт, ожидая обнаружить там еще что-то, помимо найденной флэшки. Конверт оказался пустым. Никакие пояснения не требовались: все, что хотел сказать своим посланием Роман Аркадьевич, было сказано точно и убедительно. Стрельцов проспорил, не споря ни с кем. Только собственная совесть была единственным свидетелем его смущения. Шутка Рабиновича сработала. Олегу было стыдно. Не выключая компьютера, он продолжал неподвижно сидеть за столом. Разум и совесть пребывали в жестокой схватке. Воля его не в силах была занять чью-то сторону и решить исход борьбы. Он не знал, что делать дальше…

Эпилог

Безумно дорогой телефон «Верту» в бутике, где работал Саша Майский, покупали довольно редко. Эта золотая штучка по карману немногим. Каждого, кто сделал такую покупку, за все время работы на этом месте Саша запомнил в лицо. Сейчас «Верту» рассматривал молодой человек, но Майскому не верилось, что тот раскошелится на серьезную трату. В магазин довольно часто заходили разодетые щеголи, как этот, просили «Верту» с витрины, крутили, вертели телефон в руках, а затем под каким-нибудь предлогом отказывались от якобы запланированной покупки. Это была рисовка, с которой все продавцы подобных штучек хорошо знакомы. И на этот раз в посетителе Саша признал понтореза — посмотрит, поважничает и уйдет, зря только витрину раскрывал.

Но вышло иначе: посетитель внимательно рассмотрел телефон в виде золотого слитка и пожелал его купить. До тех пор, пока из небольшой мужской сумки не явились на свет увесистые пачки долларов, Саша не верил в удачу.

— Вы будете платить наличными? — все еще сомневаясь, поинтересовался продавец.

— Наличными, — ответил посетитель.

Все было исполнено, деньги перекочевали в кассу бутика. Саша предупредил, что магазин проводит акцию: всем купившим телефонные аппараты «Верту» за счет фирмы бесплатно дается прямой московский номер с уже оплаченным на месяц вперед безлимитным тарифом.

— Надо же, скажите на милость, приятно, однако, — важно, с большим уважением к себе и хорошо уловимой снисходительностью ко всему прочему размеренно произнес посетитель.

— Вот ваша карточка, — Саша протянул покупателю фирменный конверт с пластиковой карточкой. Они вместе вставили «симку» в трубку и активизировали аппарат.

— Хотите проверить, как работает?

— Почему бы нет, — покупатель вынул мобильный телефон, с которым пришел, протянул его Майскому и попросил набрать свой новый номер. Саша посмотрел неизвестные ему цифры на вкладыше и набрал: 228-21-13. «Верту» отозвалась на вызов приятным благородным звуком. Покупатель нажал кнопку и ответил.

— Поздравляю с покупкой, — произнес Саша.

Все исправно работало, трубка «Верту» была безупречна.

— Спасибо, благодарю Вас, — отозвался покупатель и стал прощаться.

— Ваш телефон, — почти уже вдогонку сказал продавец, подавая посетителю старую трубку. Тот обернулся, о чем-то задумался на секунду, и, сопровождая слова барским жестом, заявил:

— Оставьте себе на память.

С этим он вышел из магазина.

Саша остался стоять с нежданным подарком в руке.

Крайне довольный счастливым оборотом, он рассмотрел трубку незнакомца и успел позвонить с него своей подружке. Память телефона не содержала игр и прикольных роликов. Там обнаружились только неизвестные и ненужные Майскому номера. Некоторое смущение овладело молодым человеком. В его распоряжении оказались сведения, которые добряк-покупатель, вероятно, не помыслив об этом, оставил на его милость. Саша не был неблагодарным хамом — карта памяти тут же была им стерта. Он начал вбивать в аппарат новые номера, как вдруг телефон в его руках зазвонил. Саша ответил.

— Здравствуйте, это Олег?

— Нет, не Олег, это Саша.

— А могу я услышать Олега Стрельцова?

— Это больше не его телефон, у Олега новый номер.

— Как жаль. А Вы не могли бы дать мне его новый номер.

— Сейчас, минуточку, — Саша попробовал было наудачу посмотреть в памяти телефона только что уничтоженные номера, но ничего не вышло.

— Нет, к сожалению, у меня его номер не сохранился.

— Как досадно, — голос в трубке замолчал, а потом Саша вновь его услышал: — Если у вас будет возможность, передайте, пожалуйста, Олегу Стрельцову, что ему звонил Григорий Перельман, он знает, кто это. Я буду ждать его звонка…

* * *

Об авторе: Валерий Георгиевич Хлебутин — мастер спорта международного класса по автогонкам, писатель.