ГАЗЕТА "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО"
АРХИВ АНТОЛОГИИ ЖИВОГО СЛОВА
2006 № 1 (79)

ГЛАВНАЯ ВЕСЬ АРХИВ АНТОЛОГИИ ЖИВОГО СЛОВА АВТОРЫ № 1 (79) 2006 г. ПУЛЬС ОБЩЕСТВО БЫТИЕ ПЕНАТЫ КУМИРЫ СЛОВО ПАМЯТЬ НЕКРОПОЛЬ БИЗНЕС АНТИ- СОБЫТИЯ

 

 

 

Александр Зиновьев

Формула жизни

 

Уже находясь в эмиграции, я в одном из интервью сформулировал формулу моей жизни: «Я есть суверенное государство». Ее истолковали как проявление мании величия и ассоциировали с известным заявлением французского короля Людовика XIV «Государство — это я».

Истолкование абсолютно ложное. Для короля его формула выражала его положение абсолютного монарха. Моя же формула выражала намерение рядового гражданина коммунистического общества завоевать и отстаивать личную свободу и независимость в условиях господства общества и коллектива над индивидом.

Я отдавал себе отчет в том, что моя позиция - всего лишь индивидуальная защита от крайностей коллективизма, массовости, мафиозности, идейного безумия и морального разложения, овладевших миром. Я отдавал себе отчет в том, что я затеял, и не строил никаких иллюзий насчет успеха. Я знал, что пошел не просто против отдельных людей, а против самого хода истории. Человек, выходящий из-под контроля коллектива и общества, воспринимается как угроза существованию целого. Поэтому коммунистическое общество так нетерпимо по отношению к независимым одиночкам. Причем негативная реакция поначалу исходит не от высших властей и карательных органов, а от непосредственного окружения индивида, уклоняющегося от общей нормы. Власти же и карательные органы вступают в силу в последнюю очередь.

То общество, в котором я появился на свет и жил, как я представлял себе тогда, было дано мне независимо от моей воли и желаний. Я его не создавал. И никогда не ставил перед собой задачу его разрушать. Я с ним считался как с исторической данностью, как с эмпирическим фактом. Я не был его поклонником. Но я не был и его противником. Мое отношение к нему было иного рода. Нельзя делить людей на коммунистов и антикоммунистов, на сторонников коммунизма и его противников. Есть множество людей, которым все оба понятия глубоко безразличны, и они не причисляют себя ни к той, ни к другой категории. Не всякая критика коммунизма есть антикоммунизм. Я был противником этого общества, но только в качестве члена этого общества, не имеющего желания его разрушать и даже причинять ему ущерб. Я был критиком коммунизма, но не с позиций антикоммунизма, а совсем с иных, которые немыслимы в обществе некоммунистическом. Просто вопрос о существовании коммунистического социального строя, о его преобразовании и свержении никогда не был моей проблемой. Я не был безразличен к советскому обществу, но я был абсолютно безразличен к проблемам, которые разделяют людей на просоветских и антисоветских, на прокоммунистов и антикоммунистов.

Я тогда говорил себе, что советское общество возникло как воплощение в жизнь многовековых чаяний страдающего человечества, реализацией лучших идеалов лучших его представителей. Оно и есть тот земной рай, о котором мечтали веками. Никакого другого земного рая нет и не будет. Одно дело — прекрасные идеалы, и другое дело — их воплощение. В реальности появляется то, что нельзя предусмотреть в идеалах. Идеалы возбуждают массы людей на определенные действия. Но что получится в результате этих действий, зависит прежде всего от объективных законов организации масс людей в большие человеческие объединения. Людям остается только приспосабливаться к объективным условиям своего объединения.

Коммунистический социальный строй в моей стране, размышлял я, не есть уклонение от неких социальных норм. Хотя в его возникновении и сыграли свою роль исторические случайности, он так или иначе выжил в труднейших условиях, защитил себя в войне против сильнейшего врага и обнаружил огромные жизненные потенции. Вне его нет силы, способной его сокрушить. Он распространяется по планете, заражая собою все человечество. Я этот строй не принимаю в качестве моего идеала общественного устройства. Но я не стремлюсь и к его уничтожению и к замене его каким-то другим. В современных условиях я не вижу для него никакой альтернативы. Более того, любое другое социальное устройство было бы на этом месте еще хуже, а все усилия по его ограничению и уничтожению имеют результат, противоположный намерениям. В результате их он становится еще живучее и настойчивее. Этот строй - начало нового цикла истории. Вся последующая эволюция общества будет происходить на его основе. Возможно, со временем наши потомки придумают какую-то новую форму социальной организации, которая будет лучше теперешней, но все равно она не выйдет за коммунистические рамки. Скорее всего он, поглотив все человечество, начнет стремительно деградировать в силу внутренних причин. Но это всего лишь предположения. И на это уйдут тысячелетия.

У меня нет никакой позитивной программы социальных преобразований. Нет не потому, что я не способен что-то выдумать на этот счет, а они отсутствуют в принципе. Любые положительные программы социальных преобразований имеют целью и отчасти даже результатом построение некоего земного рая. Но опыт построения всякого рода земных раев показывает, что они никогда не устраняют жизненных проблем, драм и трагедий.

Наблюдая жизнь и изучая историю, я убедился в том, что самые устойчивые и скверные недостатки общества порождаются его самыми лучшими достоинствами, что самые большие жестокости делаются во имя самых гуманных идеалов. Нельзя устранить недостатки того или иного общественного строя, не устранив его достоинства. Нельзя реализовать в жизни положительный идеал без отрицательных последствий. Всякое улучшение коммунистического социального строя имеет результатом усиление его прирожденных качеств, вызывающих мой протест. Всякое ослабление этого строя имеет результатом разгул сил, точно так же вызывающих мой протест. Улучшения усиливают одни качества коммунизма, ухудшения - другие. И те, и другие для меня неприемлемы. В трясине коммунистической жизни всякое движение ускоряет твое погружение в нее.

В самом начале истории реального коммунистического общества любая его перестройка не даст такого результата, о котором я мог бы сказать, что он отвечает моим идеалам. У меня такого идеала нет и быть не может. Я появился на свет, когда осуществились самые лучшие идеалы, но осуществились так, что обнаружили бессмысленность всяких идеалов. Я должен думать не о перестройке общества, а о своей собственной жизни в нем - какие бы изменения и преобразования в нем ни происходили. Для этого есть два пути. Первый - путь приспособления к условиям общества по законам приспособления, обеспечивающим людям лучшие личные условия жизни, карьеру, успех, благополучие, то есть движение в общем потоке истории. Этот путь я сразу отверг для себя в качестве сознательной цели и программы. Второй путь - создать свое маленькое автономное общество, соответствующее моему идеалу. Но на деле это означает, что я должен идти против потока истории, поступать вопреки законам массового приспособления. На этом пути я восстановлю против себя все силы общества.

Тот, кто идет против объективного хода истории, не обязательно реакционер. Тот, кто способствует объективному ходу истории, не обязательно прогрессивен. История не есть непрерывный прогресс. В истории бывают попятные движения. В истории имеет место и регресс. Прогресс в одних отношениях сопровождается регрессом в других. Более того, исторический прогресс был следствием не только подчинения объективному ходу истории, но и сопротивления ему. Прогресс достигался только благодаря тому, что людям на пути потока истории удавалось строить плотины, делать отводные каналы, короче - сопротивляться течению и карабкаться вверх. Без такого сопротивления человечество не смогло бы подняться даже на низшие ступени цивилизации. И в наше время эти две тенденции так же живы, как и на заре человечества. Подчинение объективному потоку истории в нашу эпоху тянет человечество в пропасть, к катастрофе, к деградации. Это падение по законам исторического тяготения. Ему надо противиться, чтобы избежать катастрофического действия силы исторического тяготения. Это сопротивление должно начаться с одиночек. Мой личный жизненный путь и будет началом сопротивления падению, началом карабканья вверх.

Если ты бессилен изменить реальное общество в соответствии со своими идеалами, изменись сам, говорил я себе, построй в себе самом это идеальное общество, создай из самого себя идеального человека, каким ты его себе представляешь. Наверняка найдутся и другие люди, которые пойдут тем же путем, что и ты. Я - одиночка. Но общество с неумолимой необходимостью регулярно порождает таких, как я. Сходные условия жизни неизбежно вынуждают их идти тем же путем, что и я. Со временем их будет много, и они своим примером изменят жизнь гораздо радикальнее, чем все реформаторы, вместе взятые.

Построить индивидуальное государство (мое идеальное общество), изолировавшись от других людей, невозможно не только потому, что в такой изоляции нельзя выжить физически, да и не позволят так жить, но прежде всего потому, что в изоляции от жизни современного общества возможно разве что существование на примитивном интеллектуальном, духовном и культурном уровне. Мне же было необходимо такое индивидуальное государство, которое использовало бы высшие достижения цивилизации, а в некоторых важнейших аспектах даже превосходило их. Практически это означало намерение завоевать исключительное положение в обществе. Но не путем проникновения в привилегированные и правящие слои и не через делание карьеры и приспособленчество, а совсем иначе.

Почему люди не властны над своими же социальными законами, спросил я себя. Да потому, что в основе их лежат такие правила поведения людей, которые обеспечивают им наилучшее приспособление к социальным условиям существования. Без соблюдения этих правил люди живут хуже, чем с соблюдением их, или вообще погибают. Люди сами стремятся соблюдать эти правила. В основе того, что социальные законы неподвластны людям, лежит то, что люди не хотят над ними властвовать, а хотят наоборот, подчиняться им. Социальные законы в той мере, в какой они касаются поведения отдельных людей, предоставляют им некоторую свободу выбора и принятия решений. Только от человека, например, зависит, предавать друга ради личной выгоды или нет, добиваться повышения по службе или нет, холуйствовать перед начальством или нет. Короче говоря, даже в условиях коммунистического общества человек в своих поступках имеет свободу выбора и принятия решений. Диапазон этой свободы вполне достаточен для того, чтобы я смог выработать для себя определенный тип внутренней и внешней жизнедеятельности, соответствующий искомому идеалу. Все это можно сделать в рамках общепринятых норм и законности, на первых порах даже заслужив одобрение. Когда же окружающие заметят, что из дозволенных по отдельности кирпичиков я сложил здание, которое в целом выглядит уже как нарушение общепринятых норм, вот тогда я получу право сказать, что наконец завоевал некую экстерриториальность, с которой все вынуждены будут примириться и признать ее как объективную данность.