ОБЩАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ ВЕРСИЯ ГАЗЕТЫ
АРХИВ АНТОЛОГИИ ЖИВОГО СЛОВА
2005 № 7 (74)

ГЛАВНАЯ ВЕСЬ АРХИВ АНТОЛОГИИ ЖИВОГО СЛОВА Пульс Мозаика Общество Культура КОНТАКТЫ РЕДАКЦИЯ

 

 

Станислав Сталевский

Российская статуя свободы

7 июня 2005 года около Храма Христа Спасителя состоялось торжественное открытие памятника императору Александру II. В этой акции публицисты уже отметили самые разные аспекты — от текущей политики до религиозных. Но хотелось бы сказать о ней с позиции обычного человека с улицы, под углом феномена, красиво называемого «гражданским обществом». Кем является Александр II для обычного москвича, проходящего-проезжающего мимо громады храма по своим делам, ведь, в конце концов, именно для таких москвичей и гостей столицы и ставили памятник? Все помнят по школьным учебникам, что Александр II — освободитель. Но учебники по истории всё ещё сохраняют в себе марксистский налёт, поэтому «Великая реформа» представлена как половинчатая, неполная и вынужденная. Однако учебники — учебниками, но родившимся и воспитывающимся в СССР и пережившим все волны «перестройки» и становления капитализма хорошо понятно, что такое «свобода по русски». Понятно, что она никогда не была, да и не может быть полной и всеобъемлющей, что свобода на этой земле всегда была, есть и будет только «волей», причём волей, исходящей от воли правителя. А полнота свободы, без учёта национальных традиций пересаженная на русскую почву, в состоянии породить лишь бандитизм и терроризм. Поэтому чрезвычайно актуальной выглядит окончание золотой надписи на памятнике: «Погиб … в результате террористического акта». Как будто речь идёт о современной Москве, а не о далёком 1881 годе… Александр II, наверное, как никто другой из русских императоров, воплотил в себе народную мечту о «добром царе». Его реформа, разумеется, увязла в извечном русском «как всегда». Массовое обнищание крестьянства в аграрной стране, люмпенизация рабочего класса подготовила почву для очередной «русской смуты», как всегда бессмысленной и беспощадной и приведшей, в конце концов, к новому закрепощёнию, но уже в рамках сталинского индустриального общества. Но ведь всегда так было в русской истории — дело «доброго царя» хоронят «злые бояре», а затем приходит «грозный царь», который и ликвидирует бояр и примкнувших к ним вредителей, щепки гигантской «рубки».

А дело Александра II не сводилось только к освобождению от крепостничества. Были сделаны весомые шаги по решению национального вопроса, по цивилизации исламских народов Кавказа, по внедрению общественного плюрализма, приведению порядков в армии в соответствии с общепринятыми стандартами, по приобщению к нормам международного права, по реализации свободы совести. И это в условиях нашей абсолютной монархии.

Из близкой к нам советской истории рядом с Александром II, думаю, может встать лишь М.С. Горбачёв. Конечно, масштабы личности у этих фигур разные — первому советскому президенту не было присуще бесстрашие блестяще образованного и искренне верившего в свою духовную миссию императора. Но оба были брошены в исторический водоворот сходного и исконно российского напряжения. С ними обоими в народном сознании связана воля. И крушение имперского величия, ведь убийство царя-освободителя, осуществлённого, кстати, детьми бывших крепостных, открыло дорогу революционному движению, похоронившему прежнюю Россию. Оценка масштабов горбачёвской перестройки ещё впереди. Но установка памятника Александру II — свидетельство о том, что Россия остаётся страной не только грозных, но и добрых царей.