ГАЗЕТА "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО"

АНТОЛОГИЯ ЖИВОГО СЛОВА

Информпространство

Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО"

Copyright © 2011

 


Михаил Сидоров



Об одном диагнозе

Тема психической состоятельности нацистского фюрера по-прежнему вызывает интерес. Широко распространенные представления о психопатическом характере личности Гитлера, тем не менее, не исчерпывают картины – есть и другие взгляды на сей предмет. Около десяти лет назад вышла в свет двухтомная биография фюрера, написанная профессором университета в Шеффилде Яном Кершоу. Британский историк отмечал, что Гитлер не был клиническим душевнобольным, хотя в его характере и проявлялись некоторые отклонения от нормы. Кроме того, Кершоу считал, что фюрер не был садистом и не находил подтверждения предполагаемой сексуальной извращенности Гитлера.

«Последнее слово», особенно в таком сложном и деликатном вопросе, не обязательно ближе к истине, а потому стоит остановиться на взглядах на эту проблему такого авторитетного ученого, как Эрих Фромм (1900-1980) – выдающегося философа, психолога и психиатра минувшего века. Фромм получил философское образование в Гейдельбергском университете, увлекся фрейдизмом и в 20-е годы практиковал в качестве психоаналитика в Берлине. Познакомившись с произведениями К. Маркса, Эрих Фромм в дальнейшем пытался синтезировать марксизм с фрейдизмом, экзистенциализмом и неогегельянством. Он известен, прежде всего, как один из крупнейших представителей так называемой Франкфуртской социологической школы, сложившейся в 1930 году, когда руководителем Института социальных исследований при университете во Франкфурте-на-Майне стал Макс Хоркхаймер. Кроме Э. Фромма, ближайшими сотрудниками М. Хоркхаймера были также Т. Адорно, Г. Маркузе и Ф. Поллок. Социальная философия Франкфуртской школы с самого начала была близка к идеологии социал-демократии. С приходом к власти в Германии нацистов Фромм эмигрировал в США, где стал (вместе с К.Хорни и Г.Салливеном) основателем американской школы неофрейдизма.

Эрих Фромм анализировал характер Гитлера в двух своих известных произведениях: «Бегство от свободы» (1941) и «Анатомия человеческой деструктивности» (1973). Психиатр Фромм ставит своему «пациенту» следующий диагноз: авторитарный садо-мазохистский характер, имеющий в своей основе некрофилию. В одной фразе из «Майн кампф», пишет Э.Фромм, Гитлер выразил и свой садизм, и свою некрофилию: «Все, чего они (массы) хотят – это чтобы победил сильный, а слабый – был уничтожен или безжалостно подавлен». «Садист, – замечает Фромм, – сказал бы просто: «подавлен». Только некрофил мог потребовать «истребления» побежденного. Одной из главных черт в характере Гитлера, согласно Э. Фромму, был также нарциссизм, то есть самовлюбленность. Как вспоминала одна из секретарш фюрера, «у него была одна черта, которая отличала его от всех остальных людей (включая даже других диктаторов...): он никого не считал равным себе».

Между двумя работами знаменитого неофрейдиста, посвященными анализу характера нацистского лидера, – более тридцати лет. В «Бегстве от свободы» Фромм, по его словам, опирался на представление об авторитарном садо-мазохистском характере Гитлера и не касался его детства. В «Анатомии человеческой деструктивности» ученый подчеркивает, что этот анализ кажется ему правильным и спустя три десятилетия, но делает одно уточнение: садизм Гитлера вторичен по отношению к его некрофилии. Теперь, опираясь на анализ Э. Фромма, попытаемся взглянуть на гитлеровский антисемитизм.

Вероятно, тайным «кредо» некрофила, сокрытым даже от него самого, является формула: «хороший человек – это мертвый человек». В этом смысле евреи для Гитлера не могли не быть непримиримыми, буквально смертельными врагами. В «Майн кампф» он писал о них с возмущением-восхищением: «Что за бесконечно цепкая воля к жизни, к сохранению своего рода и вида!» (Здесь фюрер по своей необразованности, усугубленной расизмом Ж. Гобино, отбросив общее понятие человечества, говорит о евреях как об отдельном виде и даже роде!). Отсюда – сверхзадача некрофила: ввиду того, что сломить эту волю еврейского народа к жизни не удастся (а об этом свидетельствует вся его сорокавековая история), следует уничтожить сам народ. Только так могла быть утолена вполне некрофильская жажда Гитлера.

Но истребление евреев должно было удовлетворить еще одну страсть бесноватого, вскрытую Эрихом Фроммом, – нарциссизм. Победа демократии, господство парламентаризма, считал Гитлер, – это конечная цель евреев. «Разве не ясно, – вопрошал он, – что парламентский принцип большинства неизбежно подкапывается под самую идею вождя?» Вот, оказывается, в чем дело! Стать «фюрером немецкой нации», используя демократические институты Веймарской республики, – одно, а удержаться у власти и добиться мирового господства – совсем другое. Ну, рядовых немцев, с их «примитивной душой», удастся убедить в гениальности и «святости» фюрера (что и было с успехом сделано). Русских, после их «освобождения от жидо-большевизма» и основательной «чистки», можно будет поставить на колени и подчинить расе господ; «прогнившие» западные либеральные демократии под ударами германской армии рухнут – во всем этом Гитлер почему-то не сомневался, как и в своей «призванности» и в своих сверхчеловеческих силах. (Когда ему в 1941 году сообщили о том, что немецкие солдаты погибают от мороза на подступах к Москве, он заявил: «Наступайте. Холодом займусь я сам».)

И только евреи!.. Тут даже склонный к мистицизму и абсолютно уверенный в себе фюрер не питал иллюзий. Не было никакой надежды на то, что народ Книги, обладавший критическим умом и смотревший на идолопоклонство как на тяжкий грех, признает в истеричном демагоге с дегенеративным, просящимся на карикатуру лицом, своего «мессию»! Это было особенно нестерпимо для Гитлера: нарциссический комплекс требовал всеобщего поклонения. А раз так – вывод ясен.

Наконец, не исключено также, что гитлеровский антисемитизм питался и архетипическим «комплексом Измаила», обиженного старшего брата. Он мог возникнуть после того, как у пятилетнего Адольфа появился младший брат (хотя сам Э.Фромм утверждал, что «рождение брата не стало для Гитлера травмирующим фактором, как это склонны считать некоторые психоаналитики»).

Вообще, антисемитизм имеет чисто аморальное начало. Это – негативная реакция подсознания на нравственные запреты, проявляющаяся как «месть» избранному народу. Можно с уверенностью сказать: если бы евреи внесли в цивилизацию не Моисеев Декалог, а «антизаповеди» – убивай, кради, лжесвидетельствуй, спи со всеми, на кого глаз положил, и т.п., – не было бы никакого антисемитизма (в том числе и «противоестественной» ненависти к собственному народу отдельных евреев). Правда, тогда не сложилось бы и еврейство как феномен мировой истории. Гитлеровский же антисемитизм, кроме того, носил явно религиозный – языческий, антихристианский характер: уничтожение избранного народа представляло собой прямой вызов библейскому Б-гу. Хотя Гитлер происходил из католической семьи и даже иногда посещал храмы, его отношение к христианской церкви было скорее терпимо презрительным; его рассуждения в «Волчьем логове» о науке и религии напоминают лекцию по «научному атеизму». Характерно и такое признание Гитлера: «Ислам, пожалуй, еще мог бы побудить меня вперить восторженный взор в небо. Но когда я представляю, как пресно и скучно на христианских небесах...» В самом деле, даже трудно представить себе фюрера осеняющим себя крестным знамением. Тем более отвратительна картина, запечатленная на многочисленных фотографиях, когда католические епископы Германии стоят, вытянув руки в нацистском приветствии.

Итак, приписывая евреям все мыслимые пороки, являющиеся, естественно, недостатками «общечеловеческими», Гитлер словно бы кричал: «Держи вора!» Действительно, развратник, доведший своми сексуальными фантазиями до самоубийства собственную племянницу Гели Раубаль и киноактрису Рене Мюллер (имеются, впрочем, весомые аргументы в пользу версии об убийстве Гитлером Ангелы Раубаль в 1931 году, ибо девушка была похоронена на родине по католическому обряду, что не допускается церковью по отношению к самоубийцам), санкционировавший в Третьем рейхе многоженство, – он обвинял евреев в «проституировании любви» и совращении невинных арийских девушек.

Эрих Фромм не акцентировал внимание на исключительности Холокоста; он объяснял ненависть Гитлера к евреям типичными фантазиями некрофила. Вот цитаты из «Анатомии человеческой деструктивности»: «Главными кандидатами на физическое уничтожение были евреи, поляки и русские»; «Гитлер, несомненно, ненавидел евреев, но мы бы не погрешили против истины, сказав, что одновременно он ненавидел и немцев. Он ненавидел человечество, ненавидел саму жизнь».

Разумеется, некрофил-мизантроп с нарциссическими наклонностями едва ли мог любить даже какого-нибудь одного человека, кроме себя самого, – и Фромм показывает, что у Гитлера не было ни друзей, ни по-настоящему любимых женщин. Но все-таки не любить и даже ненавидеть – одно, а истреблять поголовно – нечто иное. Возможно, еврей Эрих Фромм, «нивелируя» Катастрофу, хотел тем самым избежать подозрений в «необъективности». Десятки миллионов погибших во Второй мировой войне, независимо от их национальности, – это плата за бесовство идеологий, как реакционных, так и «передовых»; за ошибки и просчеты политиков, оказавшихся в плену опасных заблуждений и иллюзий. Шесть миллионов организованно и хладнокровно уничтоженных евреев – особая жертва, принесенная избранным народом на алтарь вечных ценностей, не зависящих ни от исторической эпохи, ни от зигзагов прогресса.

Итак, человек, провозгласивший одной из своих целей очищение «арийской расы» от неполноценных элементов и давший «добро» на эвтаназию душевнобольных в Германии в 1935 году, сам страдал психическим недугом. История умеет строить гримасы! Почему-то иногда бывает труднее ввести в заблуждение одного индивида, чем оболванить целый народ.

В Германии психопаты и криминальные типы из числа лавочников и люмпенов принялись улучшать человеческую породу. Если бы немцы, согласившись на это дело, начали его с верхушки национал-социалистической партии, задавшись известным вопросом: «А ты кто такой?», – на том бы все и закончилось, принеся Германии несомненную пользу и избавив мир от страшных потрясений и жертв. К сожалению, этого не случилось: маньяк-юдофоб сумел вызвать своими «проповедями» резонанс в душах миллионов немцев. Это уже тема «здоровья» целого общества, и Эрих Фромм немало времени уделял исследованиям в области социальной психологии.

Признавая наличие у Гитлера психотических, а возможно, и шизофренических качеств, Фромм в то же время отнюдь не считал его сумасшедшим. «Нет сомнения, – писал он, – если бы Гитлер предстал перед судом, даже перед самым беспристрастным, его бы ни за что не признали невменяемым». И, наконец, главный для нас вывод ученого: «Нельзя использовать клинический диагноз для затемнения моральной проблемы». В самом деле, многие циничные рассуждения Гитлера о «толпе» как объекте манипуляций сильной личности (по сути – наблюдения по практической массовой психологии) – ко всеобщему стыду, в значительной своей части подтвердившиеся, – показывают, что сей господин ведал, что творил. Как сказал Томас Манн, Гитлер не изнасиловал, а соблазнил Германию. Эта «любовь» обошлась дорого всему миру.