* * *

Я – проводник тяжелой речи,

Когда, утратив ход часов,

Иду я прошлому навстречу

По паутинке голосов.

Когда, приняв всю тяжесть тени

Сквозного птичьего пушка,

Ползет земное тяготенье

И клонит чашечку цветка.

Когда, как «до» октавы первой

Являет долгий гласный «О»

Б-жественное ремесло

В овале капли, почке вербы,

Когда теряет форму логос

И звуком остается слово…

 

* * *

В бликах солнечного света,

В бликах смеха, в бликах лета

Пробегусь по мелководью –

Светлой ласковой воде –

И оставлю ножкой нежной

Узкий след в песке прибрежном,

И запутаюсь в зеленой

Тинной донной бороде.

Вдруг, на всплеске, память рыбкой –

Выплывает зоркий, зыбкий,

Круглоглазый детский ужас,

Крепко сжатый кулачок,

Пестрый лист волшебной книжки,

Дверь от волка на задвижке

И под боком (слава Б-гу!)

Теплый мамочкин бочок…

О, неведомое «что-то»,

«кто-то», «где-то», «отчего-то»,

О, известный изначально

Добрый сказочный конец,

Замирание сердечка

До заветного словечка

В руку мамину с колечком:

«А кто слушал, молодец…»

 

* * *

Дождь не спешил утяжелять полет,

И, пальцами перебирая лужи,

Он нес в мое уютное жилье

Причудливый узор осенних кружев,

Сплетенных из спокойной череды

Теней, бредущих рядом с облаками

Из животворных капелек воды,

Из акварелей, ожививших камень.

Он нес в печальном облике печать

Забытого искусства ожиданья,

Сокрытого в таинственных речах

Семян, хранящих свойства мирозданья.

Мой путь начертан в тайных письменах

Соснового ствола, листа сквозного,

Неповторим и повторяем снова,

Как звукоперекличка в именах.

Иду в вуали капель дождевых,

Неузнана никем и всем знакома,

Своим, от века, старым садом к дому

Огромному, где живы я и вы.

Где, пробегая или уходя,

Перекликаются шаги, ступени

Слегка скрипят, и слышно пенье

Детей, свистулек и дождя.

В ладони – все – и было, и потом:

Смолистой почки клюв, открытый свету,

И лист, упавший на колено лету…

Мне – пять, я сладко сплю

с открытым ртом…

 

* * *

Прозрачную пластинку крутит ветер,

И фонари набрасывают вечер

На плечи, на дороги, на дома.

В крупинках водяных зависли блики,

Фиалкой распустился свод великий,

Вдыхая легкий зимний аромат.

Ах, в самом дальнем звездном захолустьe

Настало время новой нежной грусти,

Приподнималась Мастера рука,

И в бесподобной технике сфумато

Писал луну Великий Аниматор

И краску стряхивал на облака,

Настало время новой нежной грусти…

 

* * *

Что это было? Вечер длил и длил,

Удерживая взгляд мой и пленяя

Нестойкими и длинными тенями

С картины сумасшедшего Дали.

Все путалось, пускалось на развод

Полутонам, оттенкам, прорисовкам,

И просверком стремительным рассован

Был луч закатный в переблеске вод.

Ты уходил, но ты не звал меня,

Ты уплывал, ты улетал, ты таял,

И твой уход преисполнялся таинств,

И сызнова он жизнь мою менял.

Ты уходил, не отгадав всего,

И, как казалось, мне оставив малость

Той недомолвки, что закралась

В твой снисходительный кивок.

 

* * *

По-над водой дожди лихие

стоят стеной,

в себе смыкая две стихии –

небесную с земной.

И глаз твоих аквамарины

и синева небес

вливаются водой марины

в мой зоркий лес.

В мой зоркий, изумрудный, очий

манящий свет,

зовущий, ждущий дни и ночи

сто тысяч лет.

Стихом смыкая две стихии –

волн и седин –

своей водой пою с руки я

весь мир един.

 

* * *

Палитра тлела полусмытой краской,

И синий цвет, соединяясь с красным,

Бугрился пурпуром на сумеречный лад.

Неторопливый дым вишневой трубки

Парил волной нестойкою и хрупкой,

И медом пах, и согревал, как плат.

С тобой мы разговаривали взглядом,

Мы снова были вместе, были рядом,

Не разрушая суетностью миг,

И в нашей запредельной редкой встрече

Звучала только музыка, и вечер

Еще держал с руки стекавший блик.

За гранью, где теряется реальность,

По капельке сочилась гениальность

Гармонии печали и руки,

И в этой, разорвавшей грудь, капели

Мы обретали речь без слов и пели –

Уже не сироты в большом миру глухих.

 

* * *

Уже температурит рыжий бор,

И цветом обжигает листья осень.

Моих волос березовую проседь

Венчает царский лиственный убор.

Рассветный бор, прохладный и цветной,

Озвучен гаммой красок в диске глаза –

Я проникаюсь царством раз за разом

И роль царя оставлена за мной.

Я – дирижер оркестра тишины,

Где перемешан травный тенор зыбкий,

Баритональная виолончель сосны,

Березовый просвет альтовой скрипки.

Я дирижирую великой тишиной,

Рождающей вселенское созвучье

Псалмов Давида и цветов беззвучья –

И роль царя оставлена за мной.

 

К картине М.Хазана «Зима будет долгой»

 

Осторожный и чуткий последний эскиз

Проступает на тающем абрисе тела

Ипостасью травы и ветвей индивелых,

Сединою покрывших скулу и виски.

В мозговом перегное эмоций и вер

О, Всесильный инстинкт любопытства

и крови,

В мир исканий и страха, былого и нови

Укажи, приоткрой потаенную дверь.

Это ты, еси Вечная Память Времен,

Превращаешь портретов

посмертные маски

В чудный запах листвы,

в эти жадные краски,

В неисчисленный ряд неизвестных имен.

И слова : «Будет долгою эта зима…» –

Замирают за вечными веками ставен,

За хранящими тайну немыми устами,

За задернутым пологом внешнего сна…