ЛЕНТУЛОВ

Крыши домов взгромоздились на крыши домов,

Солнце схватилось за волосы воздуха цепко,

Где близнецами сиамскими головы всех куполов

Память прожгли, отлучив от локального цвета.

 

В вечном наклоне пылающих башен и стен,

В калейдоскопе Москвы раскрывается складень:

Голос Ивана – Велик, и Василий – Блажен,

В теме огня – Прометеем прикованный Скрябин.

 

Краски звучат, их так много, что сердце полно

Страхом судилища, где увели арестанта,

Может сам Бог на развернутом пестром панно

Сделал мазок вдохновенной рукой Аристарха.

 

Тычутся в небо святыни с грехом пополам,

В этой феерии, не избежавшей Голгофы –

Не возвышается, а рассыпается храм,

Будто предвестник не празднества, а катастрофы.

ПОРТРЕТ ВЕТРА

У ветра голос груб

И гордый нрав неистов,

Одним движеньем губ

Он усмирит толпу,

Он страсть возводит в куб,

Он гонит ворох листьев,

Заборов городьбу

Разносит он в щепу.

 

У ветра злой язык,

И выходки ревнивы,

Он мусорный старик

В тряпичной нищете,

Он может в краткий миг

Мир превратить в руины,

И пыль пустить в глаза,

Чтоб быть на высоте.

 

Он вправе совершить,

И обыск, и проверку,

Трепещет перед ним

Людская шантрапа,

Рекламные щиты,

Как шлак пустить по ветру,

Любой запретный знак

Поставить на попа.

 

На нем лежат грехи.

Пред властью круговерти

Словам держать ответ

Придется поутру,

Из всех земных стихий

Я выбираю ветер,

В попутном – смысла нет,

Мне встречный по нутру.

***

Она возникла из дождя,

И сквозь мятущиеся полосы,

Рукой пригладила, дразня,

До плеч распущенные волосы.

 

И словно сотни рваных струн,

Усердьем ветра нервно скомканы,

Скрывались в перехлесте струй

Судьбы загадочные контуры.

 

Без промедленья перейдя

На красный свет прямую улицу,

За прутьями душа дождя,

Порой напоминала узницу.

 

Она возникла из мечты,

Из дождевой воды, из радуги,

Чтоб арки, своды и мосты

От грусти перекинуть к радости.

 

Она возникла из дождя,

Когда зонтами и навесами

Прогнулся мир, в тупик зайдя,

Под собственными интересами.

 

В поток людской влилась тайком,

Одежду брызгами отметила…

И я спросил ее: «Ты кто?»

«Я – жизнь твоя», – она ответила.

ГОРИЗОНТ

Над выжженной долиною,

Печаль, сменив на радости,

Сомненье на резон,

Гнет угол свою линию

В сто восемьдесят градусов –

Расширив горизонт.

 

Не выступом, не выскочкой,

Не истинною прописью,

Прямой – на первый взгляд –

Он тянет свою ниточку,

Как будто бы над пропастью

Натянутый канат.

 

Рискуя в миг по-крупному

Нарушить все пропорции,

Сорваться свысока:

Под небом, как под куполом

Идут канатоходцами,

Качаясь, облака.

 

Они с предельной ясностью,

Дойдя до центра весело,

Не жаждут в тишине

Прикрыться от опасности

Шестом для равновесия,

Страховкой на ремне.

 

Ты в спину ждешь уверенно

Предательского выстрела,

Семь бед – один ответ,

Когда судьба намеренно

Тебе заслонку выставит

И вдавит в турникет.

 

Но ты не обижаешься

На недоступность чертову,

Из кожи лезешь вон…

Чем больше приближаешься

Ты к горизонту четкому,

Тем дальше горизонт.

НОЧНЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ О ГОГОЛЕ,

НАПИСАННЫЕ ВО ВРЕМЯ БЕССОННИЦЫ

Зачем, томясь хандрой под утро,

Утраты ночи переняв,

Я вновь о Гоголе подумал

И о его последних днях?

 

Зачем он верил в небылицы,

Фальшь истребляя на корню,

Земного таинства страницы

Предав небесному огню?

 

Зачем, от ярости белея,

Ему внушать Белинский стал,

Что вряд ли есть места беднее,

Чем письма в «Выбранных местах»?

 

Зачем, сближая боль и голод,

Что вязкой горечи сродни,

Земли – крылом коснулся Гоголь

Однажды, в мартовские дни?

 

И для какой высокой цели,

Он, не щадя последних сил,

В бреду рассветном на постели,

Пред смертью лестницу просил?

 

Теперь уж трудно догадаться,

Вопрос тот в воздухе повис:

Спешил Поэт наверх подняться,

Или навек спуститься вниз?

 

Теперь ни Франкфурта, ни Рима…

Остались в памяти веков

Безликих лиц свиные рыла,

Под каждой маской – Хлестаков.

 

Бессовестность не скрыть, не спрятать,

Ведь Гоголь собственной судьбой,

Нас научил не только плакать,

Но и смеяться над собой.

 

И лишь обугленная спичка

Напомнит мне в земной глуши:

В какой предел умчалась бричка

Его мятущейся души.

ДВА НЕЗНАКОМЦА

Два незнакомца, крыльцо заляпав,

Ногами в дверь постучали грозно,

Как будто в сердце по самые шляпки,

Загнать хотели с размаху гвозди.

 

Дверь отворил я гостям нежданным,

Не разглядел, не запомнил лиц их:

Один – обмотанный целлофаном,

Другой – в камуфляже из мокрых листьев.

 

От их шагов задрожали ставни,

На стеклах наледь слегка застыла,

В прихожей мигом прохладно стало,

А на террасе – темно и сыро.

 

Едва вломились они, и сразу

Вокруг стола замелькали бивни,

Столкнули на пол с цветами вазу,

И зеркала по углам разбили.

 

То мелким бесом на шторах вились,

А то скакали, козлами скалясь,

В моих бумагах усердно рылись,

Как будто что-то прочесть пытались.

 

Их спор в итоге дошел до драки,

Расположились везде и всюду,

Так на скрипящей тележке скряги

Везут сдаваемую посуду.

 

И на отрезки весь дом разметив,

Исчезли, выбрав судьбу по росту.

Один был – дождь, а другой был – ветер,

Один был – в пятнах, другой – в полоску.

 

Я запер двери, захлопнул окна,

На все задвижки, на все защелки,

Взял с полки тряпку, поскольку мокро…

И с пола, молча, собрал осколки.

ЗОДЧИЕ СВЕТА

Нынче на свет не составлена смета,

Но не робею перед судьбою,

Принят заочно в зодчие света:

Вдохом и выдохом строю соборы.

 

Даже при самой ненастной погоде

В теплых руках не удержишь синицы,

Кто-то в тираж, публикуясь, выходит –

В свет выхожу, не издав ни страницы.

 

Вытоптан дух, и готов я поклясться,

Что для материи песенка спета,

Только поэты – особая каста –

Фениксы пепла – зодчие света.

 

Мы расстаемся друг с другом до вечера,

Только до смерти вовек не расстаться,

Жизнь и любовь два небесных диспетчера,

Свет вне лимита на ангельской станции.

 

Только бывают другие строители,

Те, что солдатчиной мир украшают,

Строят казармы и распределители,

Не возвышают, а разрушают.

 

Тьмой покрывают страну сверхсекретную,

Кнопку нажмут, и погибла планета,

Дай только волю, и зоной запретною

Станут любые источники света.

 

Загодя, за полночь, в мутную заволочь,

Перед лицом палача и Создателя,

Только одну повторяю я заповедь:

«Свет не убий уставными стандартами!

 

Не погуби его лживым наветом,

Свастикой гетто, насилием серости,

Сердце живет только внутренним светом –

Свет не убий ни в сознанье, ни в сердце!

 

Свет не убий, темнотой, проволочкою,

Чтоб на краю, на заоблачной пристани,

Смог отозваться не песней, так строчкою,

Хоть прописной, но незыблемой Истины.

 

Пахнут лампады нагаром и копотью.

Очи гнушаются Словом Завета.

Храм из лучей, проникающих в комнату,

Строят не зомби, а Зодчие света.

ПОПЫТКА К БЕГСТВУ

Пишу мышиную возню,

Дни обреченные…

Какую краску ни возьму –

Все краски черные.

 

Кто не успел – тот пролетел,

К чему печалиться?

Мне нужно сделать столько дел –

Не получается.

 

Цветет, как липа, «МАССОЛИТ»,

А вспомнить некого:

Тот – плюнуть в Вечность норовит,

А этот – в зеркало.

 

Перепевалы тут, как тут,

Писаки-витязи

Вновь на ходу подметки рвут,

Но на-кась выкуси!

 

Друзья сочувствуют: «Пустяк!

Все образуется,

Хмельной проспится, но дурак

Не образумится».

 

Влекут к чужому рубежу

Дела амурные,

Какое слово ни скажу –

Все нецензурные.

 

Когда зажата страсть в тиски,

Душа облапана –

Бегу от набожной тоски,

Как черт от ладана.

 

Бегу – куда глаза глядят

От черносотенной

Среды, где смрадом веет яд,

Ямб – тягомотиной.

 

Бегу к себе от нужных встреч,

Но не в уроне я,

Вход воспрещен – и только речь –

Не посторонняя.

 

Ни ног не чувствую, ни рук…,

Во рту снотворные,

Полно тональностей вокруг –

Все ре-минорные.

ДОМ ИЗ МЕЧТЫ

Из мечты и мольбы

Я построил свой дом

Под небом,

Чтоб друг с другом могли

Мы делиться теплом

И хлебом,

 

Чтобы краски смешав,

Не сместилась бы ось

Земная,

Чтоб вращался Земшар

Ни войны и ни слез,

Не зная.

 

Я построил свой дом

На ладони любви,

На ветре,

Чтоб живущие в нем

Оставались людьми

Навеки,

 

Чтоб огонь с очагом

Вновь единство обрел –

Не с гневом,

Я построил свой дом –

Многолюдный объем

Под небом.

 

Без замков на дверях,

Без панелей и стен,

В надежде,

Что развеется страх

Всех обид и измен,

Как прежде.

 

В этом доме не грех

Нам пожить, хоть весна

Не близко:

Места хватит на всех,

А мечтам не нужна

Прописка.

МАГАДАН

Эхо сжалось в комок над Охотским морем.

Ветер поднес ладонь к ледяным губам,

Намертво связан с черным всеобщим горем

Город ненастья и холода – Магадан.

 

Часто судьба строит любые козни:

Срок добавляет и заметает след.

В этих краях пел сладострастный Козин,

И Заболоцким был этот край отпет.

 

Лямку тянули и не искали лучшей

Более легкой участи, чем ЗК,

Жизнь перечеркнута проволокой колючей,

Криком души, долетевшим издалека.

 

Нынче рифмуется лагерь со словом «шлягер»,

А напряженье жил лишь со словом «жир»,

Вряд ли б Шаламов с тем массовым жанром поладил,

Что непрожитое в авторской песне сложил.

 

Сотнями тысяч время играло в нарды,

К бухте Нагаевской рвался прибой с тоской,

Будто бы сброшенный в море забвенья Нарбут,

За борт, цепляясь единственною рукой.

 

Но даже в мыслях вопрос не вставал: «Сбегу ли?»

К сердцу кайло прижимая, будто рычаг,

Золото строк здесь добывал Жигулин

На руднике с названьем «Бутугычаг».

 

И среди вышек, в прошлом видавших виды,

Синей наколкой солнце всходило зря,

Но на Россию здесь не держал обиды,

Тот, кто прошел колымские лагеря.

 

Грех шестерить и угождать начальству,

А обижаться на родину – грех вдвойне,

Что равносильно обидеться вдруг на чайку,

Или на хлебную пайку в дверном окне.

 

Бьются над пирсом волны белее снега,

Им, словно прибыль в награду за муки дан

Тот край земли, повязанный с краем неба,

Город в три слога – солнечный Магадан.

МЫЛЬНЫЕ ПУЗЫРИ

Мыльные пузыри

Время пускает… Мыло

Пенится изнутри,

С телеэкранов… Мнимо

 

Ластятся к пустоте,

Не миновав провалы,

Мыльные оперы те,

Мыльные сериалы…

 

Если мелькать, паря,

Всем существом, не мучась –

Мыльного пузыря

Так неизбежна участь.

 

Будто бы упыри,

Что раздувают щеки –

Мыльные пузыри

Сводят с пространством счеты.

 

В мифах, прожив полста,

Ждут переписки с миром,

Видимо, неспроста

mail называют мылом.

 

Смысла и толку нет

В радужностях елейных:

На перекрестках лент –

Линий узкоколейных.

 

Если душа слепа,

Словно в тазу обмылок,

Взмыленные слова

Выстрелят ей в затылок.

 

Играм их – грош цена,

Дрожь не бежит по коже,

Даже молитва на

Мыльный пузырь похожа.

 

Если футболит суд

Судьбы людей немило,

Чтоб устранить тот зуд,

Лучше судью – на мыло.

 

Кажется, что вот-вот,

Сбросив павлиньи перья,

Лопнет в стране пустот

Мыльный пузырь терпенья.