"Информпространство", № 190-2015 Альманах-газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" Copyright © 2015

Эльга Злотник

Крупным планом

Из романа «Дамы и господа»

В Париж Люся не поехала. Она расстроилась сначала, а потом подумала: «Может, это и к лучшему. Вот все и решилось само собой. К Стаське поеду!» Но на следующее утро будто кто-то испытывал ее на прочность — ей предложили срочно выехать на съемки в Бельгию. Сниматься в фильме о русской певице.

Режиссер, о котором она и не слышала раньше, утвердил Люсю на роль заочно, потому что она очень похожа на реальную героиню. Съемочная группа уже уехала, и ей придется ехать одной вдогонку.

Провожал ее Вадим. Оставив вещи в купе, они вышли на перрон. До отхода поезда еще оставалось минут пятнадцать. Но Люся видела: Вадим, по-своему обыкновению, переминался с ноги на ногу и готов был сорваться с места. Не любит человек ждать, она на него и не обижалась уже.

— Ну, ты иди, — сказала Люся, — чего на холоде стоять. Пока!

Он чмокнул ее в щеку, и она вошла в вагон. В купе за столиком сидел мужчина, похожий на зайца. Голубые глаза его смотрели из-под стекол очков с любопытством. Неожиданно к окну подошел Вадим и, постучав в стекло, помахал на прощание.

Поезд тронулся.

Мужчина за столом отложил блокнот и с удовольствием произнес:

— Нам далеко ехать, давайте знакомиться — Вячеслав Сергеевич Дозоров. — Он встал и поклонился. — А вам и представляться не надо. Вас ни с кем не спутаешь, вы ни на кого не похожи. Говорю как физик-теоретик. Квантовая физика — моя область. Когда-то защитил в аспирантуре Курчатовского кандидатскую. Представляете, есть формула, которую написал я. Никто не мог! Во всем мире! Моя формула! Вы знаете, что при этом чувствуешь? — он смотрел на нее, весело улыбаясь, и немного снисходительно, как старший на младшего. От него исходило обаяние человека азартного и плутоватого. И Люся засмеялась.

— Ну конечно, знаю. Вы мыслите глобальными понятиями. А когда о чем-то думаете — представляете, что где-то на другой стороне земного шара есть человек, с которым вы можете обсудить эту формулу, потому что он, допустим, тоже занимается этим вопросом, может быть, тоже шел к ней, но вы — опередили.

Поезд мчался по Подмосковью. Люся с удовольствием просто смотрела бы в окно, но попутчик продолжал рассказывать, и это было тоже интересно.

— Я бы и дальше работал в физике. Представляете — я писал формулы для самых разных работ! Преподавал в школе молодых дарований! И там было интересно. И мне за это платили!

— Но потом все рассыпалось?

— Точно! Платить перестали. Пришлось искать другую работу. А мне нравилось все ребятишкам объяснять! Люблю про сложные вещи просто рассказывать, — похвастал он. — Безо всяких этих педагогических терминов. Помню, на одну экскурсию с ними пошел, рассказывал им, как надо смотреть на радугу, так увлекся. Закончил детям рассказывать, оглянулся, смотрю — взрослые стоят, слушают. Говорят, мы начало не слышали, расскажите нам еще раз. И вот стою я на холме, передо мной народу — толпа собралась, и рассказываю про радугу. Красиво? Я эту свою лекцию на всю жизнь запомнил. Вообще физика — увлекательная наука. Я бы и сейчас туда вернулся, если бы платили. Но увы… — он вздохнул.

— У нас в школе тоже физик хороший был, — сказала Люся, — мы его любили.

И вспомнила их хромого сурового Василия Петровича, который действительно несколько раз говорил маме, что у Люси к физике большие способности и что ей стоит выбрать эту науку своей профессией. Но об этом она попутчику рассказывать не стала.

Люся взглянула в окно. Рваные серые облака, расчерченный наискось лес. Поезд мчался в Брюссель. «А что сейчас делает Станислав? — подумала Люся. — Разница во времени какая? — Взглянула на часы. — Читает? Сидит за компьютером?»

— А у меня любимым учителем был учитель пения. Я помню, он приходил к нам на уроки всегда во фраке, с бабочкой, — продолжал увлеченно рассказывать физик. — Я вообще-то хулиганистым был пацаном. Обычно на уроках пения всегда такой шум стоял. А вот когда он к нам пришел, все изменилось. Нет, он не кричал, он просто нас музыкой заразил. Он нам давал пластинки с записями опер и говорил: это очень редкая пластинка, смотрите, чтоб ни царапины на ней не было! И мы, до этого ничего не знавшие, заворожено слушали вечером в каморке у друга музыку!

За окном проскакивали перроны, поля, леса... А попутчик, все больше воодушевляясь вниманием, продолжал:

— А вы знаете, был такой гениальный физик двадцатого века Поль Дирак?

— Нет.

— Так вот ему присудили Нобелевскую премию, знаете за что?

— За что?

— Вот если взять бутылочку, набитую таблетками, и тряхнуть, ничего греметь не будет?

— Не будет.

— А если вынуть пару таблеток, загремит?

— Загремит.

— Вот он считает, что Вселенная устроена, как эта бутылка, набитая таблетками. В ней все так плотно набито, что если что-то вынимаешь, образуется пустота.

— Интересно!

— Еще бы, а мне пришлось искать другую работу! Представляете, как было поначалу обидно? Теперь втянулся. Вот последние три месяца раскручиваю товарную биржу.

Солнечный день за окном сменился дождливым. Теперь они пересекали пространства серых полей, залитые дождем проселочные дороги и станции. Пассажиры, стоявшие на платформе, бесприютно съежившись, провожали поезд уже совсем другим — тоскливым взглядом, как будто прощаясь с теплом и с золотом осени.

На одной из маленьких станций поезд задержался. За окном, по стеклу которого сбегали капли дождя, было видно одиноко стоящую на перроне под серым зонтом женщину. Рядом — худая серая дворняжка, вероятно, бездомная, смотрит на эту женщину завороженно! «Она для нее в этот момент самая главная на свете, — отметила с щемящим сожалением Люся. — Вот так мимо любви и проходят, — думала она. — А той, судя по всему, любовь была бы не лишней».

Поезд медленно тронулся. Люся еще раз взглянула в окно, женщины уже не было. Где же она? Люся прислонилась щекой к холодному стеклу и увидела: женщина бежала по перрону, а навстречу ей, распахнув объятия, — мужчина...

— А вот у вас, когда вы снимаетесь в кино, что, всерьез целуетесь? — продолжал разговор попутчик.

— Некоторые так целуются, что даже дети рождаются! — резко ответила Люся. А себе сказала: «Ну я дура! Думала, она с собачкой стоит... А она ждала под дождем своего любимого... это я дура! От своего любимого уезжаю!»

— И много платят? — продолжал беседовать попутчик.

— Миллионы! — еще не остыв, сказала Люся. — Не успеваю тратить. То остров куплю, то яхту!

— Начните фьючерсами на торговой бирже торговать. С вашими данными! Хотите, я вас научу? — предложил он. — А что — пять тонн сахара с поставкой из Подольска.

— И куда я их? Я ж пока магазин открывать не собираюсь.

— А зря, — ответил физик-теоретик, — сейчас было бы самое оно. С вашей узнаваемой внешностью! Нет, серьезно. Давайте я вас научу. Вы мне нравитесь. Вы быстро схватываете, все понимаете, у вас все получится. Я вижу. Вы будете преуспевающей бизнесвумен. Кино, сериалы — это не для вас. Вы глубже, значительней. Давайте я вам скину для начала материалы. У вас есть электронный адрес?

— Ну, это у мужа.

— Который вас провожал? Давайте, я ему перешлю. А потом заведете свой. Вот видите, мы уже сделали первый шаг к новой жизни!

Люся рассмеялась.

— А можно сделать шаг назад и остаться в старой?

— Значит, не хотите учиться? Что ж — может быть, и правильно. Вот я учил, учил и... еду на семинар читать лекции про фондовую биржу!

Поезд шел до Брюсселя с пересадкой в Кельне.

— Вы раньше никогда не бывали в Кельне? — спросил попутчик.

— Нет.

— Так это же чудесно! — обрадовался он. — Я смогу показать вам город. Я люблю Кельн! Я знаю его, как свои пять пальцев.

Он растопырил пальцы — на безымянном было обручальное кольцо.

— Вы женаты? — спросила Люся.

— Был. Она чудесная женщина, красавица, умница, но... пришлось расстаться. А кольцо не снимается!

— Какой вы, однако, необычный человек, — сказала Люся. — Все у вас так великолепно складывалось, а ничего, чем вы гордились, — нет.

Когда они вышли из здания вокзала Кельна, она остановилась в изумлении. Ей показалось, тысячи струй, льющихся с неба, застыли на мгновение и вот-вот обрушат на землю свой поток.

— Вы разве не слышали про Кельнский собор? — спросил с удивлением Вячеслав.

— Слышала, — ответила она рассеянно, с досадой, что он вырвал ее из восторженного оцепенения.

— И вы, конечно, знаете, его строили полтора столетия? — говорил он, но она уже не слушала, продолжая с изумлением следить за удивительными струями, как будто льющимися по дрожащим, вибрирующим в высоте желобам, башенкам, решетчатым плоскостям, повисшей высоко в воздухе громады.

«Ах! — подумала она. — Какое счастье, когда ты талантлив! Или когда ты рядом с талантом. А это чудо мог создать только гений!» Она вдруг снова почувствовала в себе силу, и дух захватило от ликования, что вызвало в ней к жизни это рукотворное волшебство! «Если б сейчас рядом был Стас!..»

А внизу, у подножия громады, шла своя крошечная жизнь. Толпы туристов фотографировали собор, фотографировались на его фоне, пытаясь увезти с собой хоть клочок, хоть пылинку, мгновение, связанное с чем-то бесконечно великим и прекрасным.

— Ну, идемте же, идемте дальше! Здесь еще много интересного! — вывел ее из оцепенения Вячеслав. — У нас не столь много времени. Тут еще Рейн! Роскошная набережная, мосты. Вы любите мосты? Посмотрели и хватит. Идемте!

— А вы? — спросила Люся, передернув плечами, прогоняя внутреннюю дрожь изумления и восторга, доходящего до ужаса от необъяснимости и громады увиденного. — Вы совсем не удивлены?

— Я привык, — сказал он, — к чудесам быстро привыкаешь. Идемте! — он подхватил ее под руку и почти силой потащил подальше от Собора, где он не мог соперничать в борьбе за ее внимание. — Мне кажется, я вас знаю тысячу лет. И даже не могу представить, что через час вы уедете, а я останусь здесь.

— Уеду, конечно! — сказала Люся весело. — Вы занимаетесь не своим делом, а я пока — своим!

Они шли по узкой улице. Толпа туристов двигалась по ней в одном направлении, магазинчики теснили идущих с двух сторон, зазывая яркими витринами и необычно разодетыми манекенами.

— Улица для пешеходов с односторонним движением, — заметила Люся. — Как для многих — жизнь.

— Может, вы хотите что-то купить? — спросил Вячеслав.

— Нет, — ответила Люся, — я не люблю путаницы. Шопинг — это шопинг, а у меня — знакомство с прекрасным!

На площади мужчина в серой вязаной шапочке выдувал из трубочки мыльные пузыри. Переливаясь на солнце всеми цветами радуги, они становились гигантскими, разной формы, и беспорядочно летели куда заблагорассудится, пользуясь недолгой свободой.

Мальчики и девочки, гулявшие с родителями, бегали, прыгали, охотясь за ними. Иногда и взрослые вдруг озорно подскакивали за шарами и ловили мыльную красоту, которая исчезала, лишь к ней прикоснешься. Шары лопались, а они, смущенно взглянув по сторонам и улыбнувшись, помолодев на секунду, спешили дальше, стесняясь своей неожиданной детской выходки.

— Вы бы хотели здесь жить? — спросила Люся.

— Хотел бы? — задумался он. — Нет. Думаю, мне стало бы скучно. Я уже пробовал жить в Голландии. Как-то это выглядело не по-настоящему. Я там понял, что люблю морозы! — он засмеялся. — А вообще-то дело не в этом — я люблю все большое! Я же из Сибири родом, а тут мне кажется все игрушечным. А вы хотели бы?

— Я?.. Я завтра буду жить в Париже в 20-х годах прошлого века! Такая у меня в фильме героиня...

Люся тоже поймала переливающийся шар. Он лопнул у нее на ладони. И она засмеялась.

— Давайте посидим здесь? — предложил Вячеслав.

Они сели невдалеке от выдувателя пузырей, за один из длинного ряда столиков кафе. «Если бы рядом был Стас, — снова подумала Люся. — Он бы столько шаров поймал! Ему бы понравилось...»

— Мы с вами еще встретимся? — понизив голос, спросил Вячеслав.

— Только на киноэкране. А в мемуарах я обязательно опишу нашу чудесную прогулку! Как вам такое название: «Шар, который не лопнул?»

Подошла девушка, спросила по-немецки.

— Что будете пить? — перевел Вячеслав.

— Если это обязательно — тогда кофе.

Девушка принесла Вячеславу пиво, а ей кофе. Люся взяла маленькую чашечку дымящегося кофе и, глядя на завораживающее появление и полет все новых и новых мыльных шаров, стала мелкими глотками пить. Кофе, обжигая, согревал. Шары, переливаясь, летели. А она смотрела на брусчатку площади, на старые дома по краям, на прохожих и туристов и думала: «Зря я к Стасу не уехала. Гоняюсь за призраками, за мыльными пузырями. Зачем мне играть ту женщину? Входить в роль, жить ее чувствами, отказываясь от своих? Вкладывать в нее то, что чувствую сама. Для чего все это мне? Ну, жила когда-то она, ну сложилось так, что ей пришлось уехать, но ведь с любимым же уехала. Почему я должна жить ее жизнью и уезжать от своего любимого? Дура я! Отказаться от Стаса ради того, чтобы сыграть персонаж, оживший благодаря фантазиям сценариста! И желаниям продюсера и режиссера! Ну, увидят зрители меня в роли той певицы, подруги белогвардейского генерала, давно забытого, ушедшего в века, в прошлое. Ну, задумается кто-нибудь о том, что такое любовь, что такое честь, верность… Задумается ли? И вот ради этого я сейчас, сию минуту, не живу тем, что мне дорого, мчусь в сторону от своей любви, от судьбы?! Брошу все! — решила она. — И поеду к Стасу!»

— До чего мне приятно с вами! — признался физик. — Вот сидим, зябко, ветрено, площадь большая, а мне — уютно! Вам никто не говорил, что вы удивительно уютная женщина? Поверьте, это не комплимент! Это действительно так! — Его глаза из-под очков отсвечивали синим.

Люся засмеялась.

— Вы меня не знаете! В студенчестве на детских утренниках я играла Бабу Ягу, и у меня хорошо получалось!

Люся встала, оглядела площадь и... почувствовала, что ей стало скучно от того, что она решила не ехать в Брюссель. «Вот характер! — разозлилась она на себя. — Стаська меня лучше знает, сразу сказал: не отказывайся! Это же каким человеком надо быть, чтобы нравилось перед камерой изображать чужие чувства, отказываясь от своих!..»

Физик, поднявшись вслед за ней, посмотрел на часы и засуетился:

— Ну, подождите, у нас... у вас еще есть время. — И, будто читая ее мысли, продолжил: — Я, признаюсь, актеров не очень уважаю. Они же по сути, мошенники, аферисты, пародисты, в смысле пародируют чужую жизнь, чужие чувства, а не переживают. Куклы! Манекены, как те, что стоят в витринах! А вы вот какая-то уж очень полноценная, что ли! И все в вас правильное, настоящее! Так и хочется проверить! — Он осторожно дотронулся до ее плеча. — И завидую тому мужчине, которому принадлежит ваше сердце.

— Вы же, вроде, видели его... на вокзале.

— Я много чего видел в своей жизни! За исключением... того, о ком вы постоянно думаете.

— А о вас кто-нибудь думает?

— Безусловно! Чем я хуже других?! Но это — налоговый инспектор!

— Кстати! Вы во время напомнили! — Люся подошла к мужчине, выдувавшему мыльные пузыри, бросила мелочь в пластмассовый стаканчик и сказала громко по-русски:

— Спасибо.

До отхода поезда на Брюссель оставалось еще несколько минут, и они успели.

* * *

В Брюссель поезд пришел уже в темноте. Она сошла на Брюссель-Зюде и в растерянности огляделась. Никто ее не встречал.

Сошедшие с поезда пассажиры мелкими стайками устремились к многочисленным выходам с вокзала. Куда же ей? Почему не встретили? Где тут справочная? Она подошла к единственному открытому окошечку, и высокий полный мужчина тотчас опустил перед ее носом мятую шторку и дощечку «cloused».

— И это центр Европы! — усмехнулась Люся.

Немногочисленные пассажиры сидели, съежившись, в центре зала на, составленных в ряд красных пластмассовых стульчиках. По неоглядному пространству вокзала гуляли сквозняки, и было до промозглости холодно. Люся поставила сумку на каменный пол и набрала номер администратора. В ответ что-то монотонно пробубнил автоответчик.

«Ну, хороши! Что же делать-то?! Подожду немного. Может, они опаздывают. Должен же здесь где-то быть нормальный зал ожидания, где тепло!» В плаще тоненьком не долго было и простудиться.

Люся отправилась на поиски, все больше и больше удивляясь. По залу бродили в основном темнокожие жители Африки. Они с удивлением смотрели ей вслед. Она была, и вправду, очень заметна на этом коричневом фоне.

Теплого зала ожидания она не нашла. Один был — она видела через стеклянную дверь, что там стоят столы и стулья, и видимо, там тепло. Но он почему-то был заперт. «Так мне и надо! — ругала себя Люся. — Сама выбрала — вот и получай!»

Между тем африканцы на красных стульях уже укладывались спать.

Она вышла на улицу: около стеклянных стен вокзала на ночлег укладывались бомжи.

Осторожно обходя их и оглядываясь, она вышла на темную безлюдную улицу. «Неподалеку от вокзала должны быть гостиницы, — решила Люся и пошла направо. С двух сторон на нее смотрели темными окнами высоченные пустые дома. Стекла в некоторых окнах были выбиты. — Может, Брюссель-Зюд — это окраина? И меня ждут в другом месте? — думала она. — Тогда почему не звонят?»

Она дошла до пустой площади. Около невысокого дома, рядом с большим красным фонарем, дежурил китаец.

Две мулатки вышли оттуда. Проходя мимо открытой двери, Люся увидела комнату, где за столом что-то обсуждали еще с десяток жителей Поднебесной. Никакой гостиницы поблизости не было и в помине.

«Наверное, они меня ждут в другом месте!» — снова подумала Люся и, увидев вывеску «Брюссель-Норд», пошла к поезду.

Вагоны коротенького поезда были похожи на игрушечные, будто сделанные из картона. Когда она уже подходила, из вагона вывалилась компания смеющихся жителей Африки. На женщинах были блестящие парики, одна из них задержалась и, схватив в объятия, поцеловала смуглолицего молодого симпатичного проводника, стоявшего возле вагона. Все весело засмеялись. Они были пьяны и одеты, как ряженые.

Проводник скрылся в вагоне. Люся поднялась по ступенькам за ним. В закутке проводник, глядя в зеркальце, оттирал помаду.

— Тикет? — он высунулся из закутка.

Люся показала ему свой билет до Брюсселя и сказала:

— Норд.

— О'кей! — кивнул молодой парень. Помаду он оттер все-таки не до конца. Похоже, в игрушечном поезде, кроме нее, никого не было.

С шумом, о чем-то громко споря, зашли еще два темнокожих пассажира и за ними — высокий белый, с портфелем, на ручке которого болтался лохматый игрушечный медвежонок. «Как-то все несерьезно», — подумала Люся, глядя на медвежонка. Африканцы продолжали громко спорить. Высокий мужчина с медвежонком оказался контролером и спросил у нее билет. Люся опять показала свой билет. Контролер, согласно кивнув, покинул вагон. У африканцев он билеты не спрашивал.

Поезд тронулся. Она доехала до Брюсселя-Норд. Оказалось, тут ее тоже никто не ждал. Люся вышла из здания вокзала — прямо напротив тянулся ряд невысоких зданий с надписями «Ноtel». Направилась было к ним, но, увидев полуобнаженную женщину, сидящую в витрине дома на углу, остановилась и оглянулась. Толпа мужчин, выходивших из вокзала, торопливо растекалась по этой улице. «Кажется, я опять не туда попала, здесь что-то типа “красных фонарей”», — поняла Люся.

Она вернулась, прошла через весь вокзал и вышла с другой стороны. Наконец-то! Буквы с названием отеля тускло горели в вышине. Люся перешла темную улицу, поднялась по ступенькам. Темнокожий портье, приветливо кивнув, приготовился слушать. Она уж было поверила, что ночью не останется на улице. И услышала:

—Ноу!

Мест нет, если не забронировано заранее.

Люся вновь оказалась на улице.

«Здесь они меня вообще не найдут!» — решила она. И поехала снова на Брюссель-Зюд. Хорошо, что «картонный» поезд опять туда отправлялся. Вернулась на вокзал Брюссель-Зюд, и зазвонил мобильный.

— Наконец-то! — вымолвила Люся.

Звонил Стас.

— Ты где? Как доехала?

— Доехала, — сказала Люся. Ей стало смешно. — Стою я, Стасик, в Брюсселе на вокзале. Вокруг — Африка. Сесть негде. Везде спят.

— Так тебя что — не встретили?!

— Встретили — не встретили! Может, потеряли. Теперь только пусть появятся, пойдут от них клочки по закоулочкам! А с другой стороны — я им благодарна. Еще в Кельне, когда пересадку делала, решила: плюну на все и поеду к тебе. А потом, как дура, поехала сюда. И вот поделом… мне. Завтра — первым поездом обратно!

— Люська, не дури! Потом жалеть будешь, — строго сказал Стас. — Дай телефон съемочной группы, я им позвоню!

— Я звонила, там что-то отвечают — не разберешь!

— А мобильный твой у них есть?

— Есть, но не звонил никто. Подожди, Стас, тут уже полиция — вон выгоняет с вокзала, у всех документы проверяют. Ко мне направились.

— Хорошо, я тебе перезвоню, — сказал Стас.

К ней, надевая по пути перчатки, уже приближался молодой мулат в черной форме с эмблемой на груди.

— Дойч? Инглиш?

— Русиш, — ответила она.

Он отрицательно покачал головой.

— Тогда инглиш, — подсказала Люся.

— Паспорт?

Она протянула ему паспорт и билеты, по которым приехала. Он проверил и присоединился к полицейским, поднимавшим со стульев, расположившихся на ночлег людей. Подняли почти всех, кроме одного. Тот, как ни бывало, лежал на стульях, натянув на себя с головой белое одеяло. Люся видела, как он, высунувшись из под него, протянул полицейским какую-то бумагу, и те, прочитав, оставили его в покое.

— Ну, что? — снова позвонил Стас.

— Проверили паспорт. Спасибо, что не выставили, Стас, — пожаловалась Люся, — представляешь, здесь даже сесть негде. Можно, вон на красных стульчиках, но там такая холодина от сквозняка, что я не выдержу.

— Люсь, может, там какой-нибудь бар открыт, — посоветовал Стас, — выпей водки! Согрейся!

— Да закрыто тут все, Стасик! Ты смешной, это же центр Европы! И гостиниц нет поблизости! Все! Они вокзал закрыли. Теперь эти олухи из группы сюда и не попадут! Подожди, Стас... вон кто-то прорвался. Стаська, кажется, меня нашли! Целую. Пока. Звони!

* * *

Снимали на маленькой студии. И как только она вошла в ворота — сразу успокоилась. Отпали все сомнения: надо, не надо? Да, это ей надо! Это ее! Она родилась актрисой! Без этого ее жизнь была бы не полной, и этого никогда не понимал и не поймет Вадим!

Костюмершей на картине оказалась опытная и добрейшая Василина Клементьевна. Они обрадовались друг другу — Люся с ней еще на первой своей картине работала. И она почувствовала себя здесь еще уютнее.

— Ты его и не слушай, — говорила Василина Клементьевна про режиссера, напутствуя Люсю, — как сама почувствуешь, так и играй!

Люся надела шелковую, телесного цвета блузу с рукавами в маленьких, идущих вокруг руки, складочках, как в обручах. Они столь трогательно обхватывали руку, что она поневоле почувствовала себя невероятно женственной. Подошла к зеркалу и сразу представила себя той, которую ей предстояло сыграть. Женщину, пережившую разлуку с Россией, где она была королевой сцены, и — безвестность, в которую ее погрузила эмиграция. Но оставшейся верной и преданной тому единственному, которого любила, ради кого бросила все.

— А вы бы смогли? — первый вопрос, который ей задал режиссер.

— Нет, наверное, — подумав, ответила Люся. — А сыграть — сыграю.

— В этом я не сомневаюсь. Иначе бы я вас без проб не вызвал, — произнес режиссер. — Вот только не слишком ли вы молодо для нее выглядите?

— Это комплимент? — спросила Люся, улыбнувшись. — Она же по сценарию моложе меня.

— Моложе-то да, — сказал он, разглядывая Люсю, — но современные женщины все выглядят моложе, поскольку безответственные. Вот, смотрите, — он разложил перед нею снимки, где прима оперной сцены была снята в ролях. — А вот она с князем.

Режиссер протянул Люсе старую фотографию, и она вздрогнула — князь был похож на Вадима.

— А мой партнер? Он в студии?

— Сейчас приедет. Француз. Не очень известный, но нам подходит.

— По цене?

— По всему, — уклончиво ответил режиссер. — Мой продюсер где-то этот сценарий откопал. Я сначала отбрыкивался, а теперь все переписал, и он мне почти нравится. А вы просто то, что мне надо! Вот только прическу надо немного поменять... Света, — позвал он гримершу, — немного туже заберите у Людмилы Павловны волосы на висках!

— Так, Борис Васильевич? — спросила Света, затянув Люсе две вьющиеся пряди наверх.

— Да, — одобрил режиссер. — И еще надо что-то с глазами сделать, они у нее какие-то современные!

— Не современные, а злые! — сказала Люся. — Я пока еще помню, как продрогла на вокзале.

— А вы забудьте, — посоветовал режиссер. — И представьте, что приехали сюда не на поезде, а в карете. А еще лучше прилетели...

— На воздушном шаре, — опередила его Люся и — замерла.

В комнату вошел мужчина, как две капли воды похожий на Вадима. Вот уж не знала, что у Вадима, есть двойник. Она с испугом посмотрела на Вадима номер два. «Правда, этот чуть пониже... и взгляд растерянный».

— Знакомьтесь! — представил режиссер.

Он назвал имена. Француз взял ее руку, поцеловал и сказал по-русски с легким акцентом:

— Сниматься с вами для меня счастливый случай.

— Ну, что ж начнем, пожалуй, — сказал режиссер.

Снимали сцену, в которой певица уговаривает своего князя вернуться в Россию.

Времени было мало, старались успеть. Похожесть киношного князя на Вадима придавала игре Люси какой-то двойной смысл, окрашивая для посторонних необъяснимой тайной.

— Ах, Сонечка, как ты наивна, — говорил князь, ласково убирая у нее со лба легкую пушистую прядь. — Ты не понимаешь. Они никогда нам не простят. Даже то, в чем мы не виноваты…

Люся смотрела на партнера, реагировала на сказанное и думала: «Нет, это не Вадим. Этот мягче, тоньше, но я бы не смогла полюбить его».

— Хорошо, я не буду тебя больше об этом просить, но ты мне обещаешь, что мы вернемся, когда почувствуешь, что уже можно вернуться?

— Но они пришли навсегда! Навсегда! — горячо говорил артист. И в том, как он это произносил, звучала искренняя боль и переживание, вероятно, потому, что был внуком эмигранта того поколения.

Князь был столь убедителен, что ей действительно казалось, что она не сможет вернуться в Россию и никогда не увидит Стаса. У нее на глазах выступали слезы.

Режиссер говорил:

— Гениально! Я же знал! Люся, это твоя роль! Никто никогда бы не понял так душу артистки, которая отказывается от судьбы ради любви!

Когда есть понимание с режиссером и удобоваримый текст, проблем на съемке не возникает. Семь сьемочных дней пролетели незаметно. И вот — произнесено итоговое: «Стоп. Снято! Всем спасибо!»

В углу костюмерной Люся стала набирать номер Стаса. Нет, остановила она себя, сделаю ему сюрприз. Она представила его сияющие глаза и засмеялась. Поцеловала мобильник и убрала в карман.

— Людмила Павловна, — к Люсе подошла Василина Клементьевна и протянула пакет, — это вам.

— А что это? — спросила Люся.

— Платье, в котором вы снимались. Вы в нем красавица!

Люся взяла пакет. И спросила с улыбкой:

— Куда же я его надену?

— На свадьбу.

— Я уже замужем, — рассмеялась Люся.

— Будущее покажет, — многозначительно сказала старая костюмерша...

* * *

Об авторе: Эльга Яковлевна Злотник — писатель.