ДНИ АВГУСТА

Дни августа... Душе — как Божий дар они.

Во всем царит покой. (А для меня так редки

периоды без драм.) Хотя и в эти дни

от нервов наперед я пью свои таблетки.

Но дивно хорошо, стряхнув остатки сна,

в постели полежать московским ранним утром,

и улыбнуться дню, любуясь из окна

ветвями лиственниц в моем дворе уютном.

В гостиной бьют часы: «Бим-бом, пора вставать».

Умылся. Что теперь, позавтракать? А как же!

С утра побольше ешь — не будешь толстоват,

почтенье оказав простой овсяной каше.

Одевшись, выхожу. Двор пуст: кто в отпуску

копает огород, кто преет на работе.

А я иду гулять по ближнему леску,

под соснами сидеть как бы в прохладном гроте.

Из этих райских кущ, готовых к сентябрю,

но все-таки еще богатых птичьим пеньем,

на прошлое свое в дни августа смотрю

без всякой горечи и даже с умиленьем.

Костер моих обид уже сгорел дотла

и удобрен золой большой участок сада.

Мне кажется теперь, что жизнь моя светла,

что все в ней здорово и только так, как надо.

КОНФУЦИЙ У РЕКИ

Сергею Гонцову

К мелководной реке подойдя,

обнаружил Конфуций, что мост

смыт потоком во время дождя,

а воды с человеческий рост.

 

Ждать, пока обмелеет река,

недостойно того, кто в пути.

И Конфуций спросил старика,

где б на берег другой перейти.

 

Тот старик, что сидел за рекой,

отвечал: «Чем же я помогу?

Я не вижу проблемы, друг мой, —

ты уже на другом берегу».

 

Все препятствия в нашем в уме,

но за ними откроется путь —

надо вовремя только уметь

на себя по-иному взглянуть.

* * *

Услыхав какофонию дня,

закрываюсь от мира мгновенно.

Но нельзя почитать и меня

инструментом, настроенным верно.

Ведь какой ни коснешься струны,

до каких ни дотронешься клавиш,

ни с Иуды не смоешь вины,

ни Христа от креста не избавишь.

* * *

Подавляя недовольный возглас,

если переглянемся порой,

понемногу входим в новый возраст

я и мой лирический герой.

Хочется кольнуть его: «Эй, тезка!

Признавайся, отчего так хмур?

Где твоя капризная прическа,

джинсы-стрейч, на женщину прищур?»

Он, конечно, выглядит иначе,

нежели когда был молодым,

но и я не тот уже, и наше

поколенье сделалось иным.

Впрочем, сходство проступило резче,

тронутое временем одним.

Нет, пока не может быть и речи,

чтобы вдруг нам потеряться с ним.

ФОТО

Сделал фото. Вижу теперь, что, в хвост

на макушке волосы собирая,

с недовольной миной, нарядом прост,

я похож на бедного самурая —

одного из тех, кто идет босой,

презирая даль, не пугаясь риска

(цаплей по жнивью, как сказал Басе),

чтобы убивать за мешочек риса,

а потом, под сакурой возлежа,

притворяться спящим на травах сада,

наблюдать украдкой полет стрижа,

наслаждаться тем, как весна свежа

и как в летний полдень поет цикада.

УТРО

Кошка цапнула за пятку.

Я проснулся. Семь утра.

Приучить ее к порядку

мне уже давно пора.

За стеной слышны забавы,

звуки суетных утех.

Все на свете из-за бабы —

жизнь и смерть, и смех, и грех.

Грозно каркнула ворона,

и еще, еще потом.

По коробке из картона

водит кошка коготком.

Во дворе внизу собака

подняла внезапно лай —

ожидала будто знака:

три-четыре, начинай!

Утомилась, истеричка.

Снова я закрыл глаза.

Загудела электричка,

завизжали тормоза.

Вдруг как бухнет где-то рядом —

словно бы наш дом насквозь

продырявило снарядом.

...В общем, утро началось.

* * *

Свод неба, сегодня какой-то барочный,

над милой Вишневкой горит синевой.

Иду, как положено, в бывший молочный,

где ныне открыт гастроном сетевой.

Напротив — аптека. Здесь в булочной прежде

толкал я ручонкой скрипучую дверь.

Мне первый костюм покупали в «Одежде»,

там лавка резиновых членов теперь.

Нет книжного, кулинарии, мясного.

Ну что же, так надо — меняется быт.

И все же, российской культуры основа,

наш винный покуда на месте стоит.